→ Трактир "Старый мул".

Всполохи молнии на мгновение озарили руины старого замка, но вскоре всё вновь погрузилось во тьму. Ночные птицы тревожно вскрикнули в тишине.
Дагон стоял, прижимая к себе обмякшее тело Мэрриса, посреди разрушенной залы. Через провалившийся потолок было видно чёрное небо, затянутое тучами. Неужели Тармина уже собиралась оплакивать своё дитя?
Бог довольно ясно осознал, что не может позволить юноше умереть. Он был чем-то к нему привязан, но сам не вполне понимал природу этих чувств. Двигала ли им корысть, интерес или что-то другое? Он не знал, а сейчас совсем не было времени разбираться.
Рубаха набрякла кровью и прилипла к телу. Дагон с трудом расцепил будто оцепеневшие руки: не то смертный облик после телепортации плохо его слушался, не то он был настолько взволнован. Аккуратно сняв с Мэрриса плащ и опустив юношу на землю, бог сел рядом и, не обращая внимания на некроголема, лающего и скулящего, с помощью своей божественной силы извлёк стрелу из тела. Кровь хлынула из раны, поэтому пришлось зажать её ладонями.
- Тармина и Табири, хранящие жизни, я так редко вас о чём-то прошу, - шёпотом произнёс Дагон. Его голос отчего-то звучал надломленно, и бог стыдился этого. - Не дайте ему умереть.
Он закрыл глаза и уже в следующую секунду обратился в лиловые нити дыма, опутывая Мэрриса. Тут же из земли стали подниматься маленькие светящиеся огоньки - посланники богов. Они озарили руины мягким свечением.
"Зачем я это делаю?", - думал бог, наполняя тело юноши силой и подавляя действие Печати. Он не был целителем, но, как и все боги, мог направлять потоки энергии в желаемое русло. Попросив помощи у Тармины и Табири, Дагон превратил разрушительную энергию в созидательную. Рана быстро не затянется, но впрочем уже было достаточно и того, что кровь перестала течь. - "Богам нельзя вмешиваться в жизни смертных. Зачем я это делаю?".
Вернувшись в свой человеческий облик, Дагон разорвал тунику юноши, приманил один из огоньков и осторожно опустил его в рану. Он надеялся, что тело не отвергнет инородную магию. Теперь оставалось только ждать. Если всё пойдёт, как надо, потом можно будет наложить на повязку.
Бог устало потёр глаза, оставив на лице кровавые разводы. Но его это мало волновало. Ему хотелось понять, почему его так заботит судьба этого смертного? Мэррис - единственный смертный в мире, который хорошо к нему относился и не боялся, несмотря на то, что наверняка чувствовал невероятную силу, исходящую от своего случайного спутника. С другой стороны, он не знал о его истинной природе. А если бы узнал? Именем Дагона принято проклинать и пугать непослушных детей. Иногда его боятся даже больше, чем Ашхаи. Изменилось бы отношение Мэрриса? Дагон с удивлением осознал, что его это действительно беспокоит.

Дагон всю ночь просидел возле Мэрриса, наблюдая, как мерно поднималась и опускалась его грудная клетка. Вздох за вздохом жизнь возвращалась к юноше, краска приливала к его бледному лицу, жилы перегоняли свежую кровь. Под утро, когда кучевые облака рассеялись и в воздухе растаяли огоньки божественных посланников, Мэррис очнулся. Бог не сразу это заметил, поэтому не сумел предупредить его попытку сесть самостоятельно.
- Не стоит... - сказал Дагон, подняв взгляд, и осёкся. Губы Мэрриса были неестественно синими и мелко дрожали. Всю ночь шёл дождь, а юноша лежал на холодной земле и промок до нитки. Дагон забыл, что смертным важно тепло, и что от холода они могут заболеть.
Нахмурившись, он встал, взял Мэрриса на руки так, чтобы тот не напрягал ослабшие мышцы, и молча отнёс его в небольшую комнатку, смежную с полуразрушенной залой, в которой они провели ночь. В комнатке было сухо и сумрачно, с потолка свисала паутина, а пол был усыпан каменным крошевом и старой соломой.
- Извини, я забыл, что... - начал бог, осторожно опуская Мэрриса на пол и подкладывая тому под голову свёрнутый плащ. Извиняться было непривычно и трудно, учитывая, что Дагон за всю свою жизнь практически ни у кого не просил прощения. - Я просто не подумал, что... Я... Как ты?
Он стыдился того, что волновало состояние юноши, поэтому постарался придать словам оттенок безразличия, но в голосе всё равно проскользнула едва заметная дрожь, и бог помрачнел лицом ещё больше. Он злился на себя за непозволительную слабость, на судьбу - за неуместные шутки, на Мэрриса - за сам факт его существования. Ему вдруг захотелось треснуть кулаком по стене так, чтобы замок окончательно рухнул. Бог снова ощущал себя смертным. За несколько тысячелетий это чувство успело притупиться, но не забылось. Поначалу оно обжигало кожу, как клеймо - не богорождённый, смертный, получивший в дар от Шиархи бессмертие и силу. Это льстило и уязвляло одновременно, поэтому Дагону было трудно находиться в Небесной Обители. Несмотря на то, что все делали вид, что относились к нему, как к равному, он чувствовал с их стороны снисхождение. Это выводило из себя. Но с ходом времени воспоминания о смертном прошлом поблекли. Дагон уже редко принимал земной облик, перемещаясь по миру в виде божественной энергии и вечно находясь вне времени и пространства. Он ощущал себя целостным, полным, совершенным и всесильным. Осознание собственной незаменимости в мироздании опьяняло и лишало всяческих рамок. Но когда появился Мэррис, что-то словно надломилось. Любопытство стало перетекать в привязанность, которую Дагон считал слабостью и не мог себе простить.
"Надо бросить его. Оставить здесь, пока не поздно", - Дагон перевёл взгляд на плечо Мэрриса, где вокруг воспалённой раны запеклась кровь, протянул руку, но тут же её одёрнул.
"Нет".
- Надо перевязать твою рану.

Дагон смотрел, как всё тело Мэрриса сотрясает мелкая дрожь. Его кожа покрылась испариной, от лица к шее разливались красные пятна. Он боролся за жизнь, возможно, сам того не осознавая. А у входа в комнату сидел некроголем, очень обеспокоенный здоровьем своего хозяина. Удивительно, насколько это существо могло быть беззаветно преданным.
Бог быстро огляделся по сторонам, чтобы найти что-то, из чего можно было разжечь костёр: среди камней обнаружились расщепленные балки. Сложив их в вместе и обнеся камнями, Дагон материализовал на ладони язык пламени - бесценный дар Фламморы - и поднёс его к топливу. Сухое дерево занялось быстро.
Воздух стал теплее, задрожал от жара огня; на стенах заплясали неровные тени. Мэррис продолжал дрожать от озноба, и Дагон с трудом представлял, как ему можно помочь, не прибегая к божественной силе. Он и так достаточно вмешался в жизнь смертного, что было непозволительно. Возможно, Мэррису было суждено заплутать там, на болотах, или пасть от стрелы? Дагон не знал, потому что судьбы жителей Айлей тщательно хранились в руках Шиархи. Она переплетала нити жизней между собой и ткала узор, и только ей было известно, какое полотно получится в конце. Шиархи была ещё одной причиной, почему бог войны не стремился возвращаться в Небесную Обитель. Дагон хорошо знал её гнев и не хотел снова с ним столкнуться.
Ещё раз взглянув на рану Мэрриса, Дагон решил, что лучшего варианта пока не найдёт, и стянул с себя рубаху, чтобы разорвать самую чистую её часть на лоскуты, которые заменят перевязь. По крайней мере, так в рану не попадёт грязь. Это пока меньшее, что можно было сделать. Когда озноб спадёт и Мэррис придёт в себя, бог поищет целебные травы для отвара и компресса.
Управившись, он аккуратно переместил юношу поближе к огню и сел рядом, напряжённо вглядываясь в его сведённое от боли лицо.

Тени становились гуще и чернее, расплывались по потолку смутными фигурами. Дагон время от времени подбрасывал в огонь новых щепок, чтобы не дать костру потухнуть.
Снаружи уже совсем стемнело, когда Мэррис очнулся. Он выглядел намного лучше, чем утром, и, судя по всему, понемногу восстанавливался.
- Сколько времени прошло?.. - спросил он. Дагон уже с трудом понимал, какой сейчас день, поэтому лишь неопределённо пожал плечами и ответил:
- Меньше суток.
Мэррис потом спросил что-то ещё, но бог войны не обратил внимания. Он задумался о том, где бы достать воды и хоть какой-то еды, но вряд ли в здешних амбарах сохранились запасы. В лесах ещё росли грибы и орехи и, конечно, водилась дичь. Когда рассветёт, можно было даже отправиться на охоту.
Взглянув на Мэрриса и оценив его состояние, как стабильное, Дагон поднялся на ноги.
- Я скоро, - и стремительно покинул комнату. Наверно, со стороны это выглядело очень нелепо. Высокий мужчина с суровым лицом ушёл в ночную тьму, без рубахи и с увядшим венком на спутанных волосах. Но сейчас это не имело значения. Дагон чувствовал, что поступает правильно. Он уже не злился - им двигало его собственное желание помочь юноше, а бог всегда делал только то, что хотел, к каким бы последствиям это ни приводило.
За пределами замка было очень сыро и прохладно, но человеческая оболочка не ощущала неудобств. Значит, она сколько-то продержится прежде, чем Дагон начнёт по крупицам терять свою силу. На поддержание смертного образа уходило много энергии, и плата за неё была из малоприятных. Со временем бог начнёт чувствовать всё, что чувствуют смертные - голод, усталость, боль. Избежать этого можно было разными способами, - например, вернув себе истинный облик - но ни один из них пока не подходил Дагону.
Он вернулся к Мэррису через час, неся в одной руке пригоршню орехов и пару грибов, а в другой - найденную в замке треснувшую крынку, наполненную родниковой водой. Крынку бог поставил в костёр, - глине огонь нипочём, а воду согреть следовало - остальное молча протянул юноше.

Когда Мэррис отказался от предложенной пищи, Дагон положил свою добычу в карман, надеясь, что всё же к утру он проголодается.
В темноте не было слышно ни звука, кроме мерного потрескивания огня. Бог поднёс к нему руки и осторожно коснулся алых языков, которые напомнили ему о днях, проведённых вместе с Фламморой в Небесной обители. Он не мог сказать, что действительно любил её - его привлекла её недоступность и непокорность. Ему захотелось завоевать сердце богини, и он это сделал, а она родила ему дочь - плод их страсти. Ши-Айза взяла от матери вспыльчивость и горячий нрав, а от отца - упорство. Она была из нового поколения богов и обладала невероятной духовной силой, олицетворяя изначальную энергию мира, вселенское взаимопритяжение - любовь. Дагон гордился ею, но в то же время и боялся, потому что знал, что сила дочери может его погубить.
Увидев, что вода в крынке закипела, бог снял её с огня и протянул Мэррису.
- Выпей, - сказал он и, немного помолчав, добавил, - пожалуйста.
Людям нужно постоянно поддерживать баланс жидкости в организме, иначе они могут умереть от обезвоживания. Конечно, сутки обойтись без воды можно, но никакой пользы телу это не принесёт, особенно, если его ослаблено и изнурено.
- Мы попали сюда через телепорт. У меня был с собой амулет, но он действовал только один раз, - спустя какое-то время, начал Дагон. Он пока не собирался раскрывать свою истинную сущность, поэтому решил соврать. - Этот старый замок... Первое место, которое пришло мне в голову почему-то. Не было времени думать. Началась бойня, тебя подстрелили, - он указал рукой на перевязанное плечо Мэрриса. - Тут недалеко проходит действующий торговый тракт. Если пойдём вдоль него, то дойдём до Адагора. По пути есть деревни, там сможем оставаться на ночлег. А в Адагоре уже решим, что делать дальше. Или... - Дагон осёкся, осознав, что за эти пару минут сказал больше, чем за последние три дня. - Или ты хочешь идти своей дорогой?
Реши смертный идти своим путём, бог не стал бы ему мешать, но проследил бы - всё-таки Печать очень его заинтересовала. Увидев её в действии, когда Мэрриса ранили, Дагон поразился той мощью, которая хранится в этом человеческом теле. Возможно, Печать на самом деле способна изменить ход грядущей войны? Следовало бы обратиться к Ашхаи, но Дагон сначала попытается сам выяснить природу проклятия.

- А кто вы такой?
Вопрос Мэрриса несколько озадачил бога, и чтобы не раскрыть себя, Дагон ответил первое, что подумал.
- Я бывший служитель храма Ашхаи, - уверенно произнёс он. - Меня изгнали за непослушание.
Наверно, где-то на границе миров, возле врат потустороннего мира, Ашхаи смеялся своим бесцветным, беззвучным смехом. Дагону становилось от этого не по себе, но он чувствовал, что Мэррис поверит. Своим жрецам Ашхаи дарует особую защиту, так что этим можно было объяснить невосприимчивость к действию Печати и мрачный вид.
Бог сидел у стены, скрестив ноги и глядя в пламя. Алые языки трепетали от порывов сквозняка, маленькие искорки взлетали к потолку и таяли в темноте. Воздух стал заметно холоднее, хоть Дагону это и не доставляло неудобств. Первый месяц осени, месяц Фламморы, остудил прогретую за лето землю и принёс с собой дожди и ветер - божественная возлюбленная никогда не отличалась милосердием. Это в ней и привлекло Дагона много тысяч лет назад. Вспыльчивый, неукротимый нрав и несвойственная женщинам жестокостью вместе с безграничной теплотой. Фламмора - это лесной пожар и семейный очаг; противоречивая, сложная, переменчивая.
Вернувшись из своих мыслей к реальности и переведя взгляд на Мэрриса, бог про себя отметил, что юноша довольно худ и не обладает сильно развитой мускулатурой. Скорее всего, он не очень много времени уделяет физической подготовке.
- Тебе бы не мешало научиться стоять за себя. Твой голем - надёжный друг, но бывают моменты, когда ты не сможешь на него положиться, - сказал Дагон. - Ты меч-то держать умеешь?
Дагон был убеждён, что каждый мужчина должен уметь обращаться с оружием, а за магией прячутся только слабые. Зачем обращаться к заклинаниям, когда можно выйти на противника с голыми руками?

Дагон достал из огня длинную полоску дерева и помешал угли, подняв рыжий сноп искр.
- Дело не только в защите. Меч закаляет дух и оттачивает разум. Овладевая мечом, ты становишься сильнее и выносливее телом, но это не всё. Ты начинаешь мыслить по-другому, видишь мир чётче. Чувствуешь больше, понимаешь глубже, - бог с прищуром посмотрел на Мэрриса. В голубых глазах отражалось пламя, но оно было холодным. - Это невозможно объяснить - нужно почувствовать. Если бы ты захотел, я бы мог тебя научить. Лучшего воина, чем я, ты, поверь, нигде не найдёшь.
Он уже не мог вспомнить, как и почему родилась его страсть к оружию - это было слишком давно. Его первым оружием был короткий меч с листовидным клинком, выкованным и заточенным на южный манер. Но со временем Дагон сменил короткий меч на двуручный, и уже не смог найти оружия лучше.
- Безоружный мужчина - не мужчина, - сурово заключил Дагон и замолчал.
В тишине раздался надорванный крик коростеля. Ветер зашумел в древесных кронах, пробрался под крышу разрушенного замка и отчаянно взвыл. Многие народы в древности думали, что под крышами и между стен живут злые духи, которые стенают по ночам и сеют ужас. Но Дагон знал, что духов не было просто потому, что боги их не предусмотрели, когда создавали этот мир. Глупые смертные, им нравится оправдывать собственные страхи и искать их причины вне себя.
Бог оценивающе взглянул на юношу и подумал, что тому бы не мешало поспать. К полудню они покинут замок и отправятся в Адагор. Правда, сначала им бы следовало найти себе одежду.

Дагон ничего не ответил и прикрыл глаза, а когда вновь посмотрел на юношу - тот уже спал. Поднявшись на ноги, бог вышел из комнаты и направился в лес, чтобы до утра погрузиться в медитацию.
В этих лесах было неспокойно и царила напряжённая тишина. Всё словно замерло, ожидая бури, которая вот-вот должна разразиться. Дагон нашёл место под раскидистым дубом и сел в его корнях, настраиваясь на потоки энергии. Человеческая оболочка стала блекнуть, рассыпаться лиловой пылью. Вскоре бог уже нёсся в общем течении сил по воздуху.

Вернувшись к рассвету, Дагон вновь принял смертный облик. Он чувствовал себя намного лучше, чем вчера, и больше не был таким опустошённым.
Утренний лес пах свежестью, трава внизу склонялась к земле под тяжестью росы. Просветлевшее небо казалось по-осеннему высоким, почти недосягаемым.
Бог брёл обратно к замку, планируя в уме их маршрут до Адагора. Сперва они дойдут до ближайшего храма или деревни и там попросят одежду. Или же найдут кого-нибудь, у кого её можно отобрать. Затем уже можно будет выйти на тракт и следовать до столицы. Правда, дорога пролегала недалеко от Земель Геддона, и это вызывало некую тревогу, несмотря на то, что гробницу тёмного мага охраняли Стражи Ашхаи.
Вернувшись в замок, Дагон затушил ещё тлевший костёр и сел у стены, ожидая, пока Мэррис проснётся.

Посмотрев на перебинтованное лоскутами плечо своего спутника, Дагон про себя отметил, что нужно будет достать заживляющей мази и марли, как только они доберутся до более-менее оживлённых мест. До тракта было не больше пары часов ходьбы, а там часто снуют торговцы и проезжают телеги, гружёные различные товарами. Может быть, им даже удастся напроситься к какому-нибудь извозчику, чтобы тот их подбросил до Адагора.
- Готов? - спросил бог скорее из желания что-то сказать, чем из действительной необходимости. Мэррис выглядел решительным, и это не могло не радовать. Юноша удивительно стойко переживал события позапрошлой ночи. Многие смертные на его месте ещё долго бы мучились кошмарами, но он, похоже, видал и похуже.
Туго перевязав волосы лентой, Дагон по привычке прошёлся рукой по груди, чтобы расправить рубаху, но вспомнил, что остался без неё, как, впрочем, и Мэррис - наверно, ему было холодно. Вездесущий осенний ветер гулял по заброшенному замку.
Бог вовремя вспомнил, что вчерашняя добыча так и осталась лежать у него в кармане, и вручил её юноше.
- Держи, тебе надо поесть, - сам он не испытывал голода и мог наслаждаться только вкусом еды, не получая от этого никакой пользы. - Пора в путь.
Когда Дагон вышел из полумрака здания, его осветило утреннее солнце. Он считал, что дневное светило тоже когда-то было богом, могущественным и суровым, но потом народы Айлей придумали себе новых идолов, похожих на них самих, и солнце потеряло свою силу. Боги существуют, пока смертные верят. Забудут ли когда-нибудь Дагона? Растворится ли он в мире, который охраняет, как только последняя капля веры уйдёт в песок времён?
Бог шёл по едва заметной тропинке, глубоко задумавшись и опустив широкие плечи. При свете можно было увидеть бесчисленные полосы старых шрамов на его голой спине и руках - память о давно забытых сражениях. Он не считал их некрасивыми и тем более не стыдился.

→ Северный тракт