Гадатель еще раз мягко улыбнулся юноше, делясь искренним сочувствием и желая ободрить о чем-то задумавшегося спутника, чуть сжал ладонь поверх его пальцев, держащих статуэтку.
— Да, Тео, ты прав, эта вещь действительно ценна для меня, хоть и не обладает никакими чарами. Она всегда дарила мне поддержку в трудный момент, помогала унять тревогу, возвращала покой душе и разуму. Именно поэтому я хочу, чтобы ты взял ее. Я верю: Милосердный Бог откликнется и исцелит твою скорбь. Мне не ведомо, что тебя терзает, но я стану молиться за тебя.
Целитель замолчал, опуская взгляд. Он и сам понимал, что далеко не все беды можно разрешить молитвой, сколь бы искренней ни была вера, однако же и пренебрегать незримой помощью богов тоже не следовало, особенно когда других средств в распоряжении и вовсе не оставалось.
— Я обещал тебе помощь, Тео, — негромко продолжил он, — и это касается не только возможности выбраться с острова. Я хочу, чтобы ты знал — если тебе нужна помощь в чем-то еще, то ты смело можешь обратиться ко мне. Я не жрец Табири, но долгое время служил в его храме, и для меня священен его закон милосердия, а также тайна исповеди, поэтому я не нарушу никаких твоих тайн. Но, впрочем, — добавил он, — так же священно и твое право не принимать мою помощь, если она неуместна.
Целитель действительно хотел бы помочь — он проникся искренней симпатией к этому юноше, к тому же он чувствовал свою вину — ведь это он сам, раскинув свои карты, ненароком заглянул туда, куда заглядывать не имел никакого права. Впрочем, сейчас Тео явно пожелал остаться в одиночестве.
— Я справлюсь, Тео, не волнуйся за меня. Я лишь хочу убедиться, что ни тебе, ни мне ничего не угрожает. Я действительно могу чувствовать опасность, но мне почему-то кажется, что сейчас это лучше известно тебе, — он улыбнулся барду. — Хоть знаки Шиархи никогда не обманывают, но истолковать их порой бывает… весьма затруднительно, и я легко могу ошибиться — увы, мой дар далек от совершенства, — пояснил гадатель, разведя руками. — Сейчас мне тоже кажется, что все спокойно, поэтому я без страха могу оставить тебя на время. Но помни: ты теперь не один — с тобой поддержка Светлого Бога, — целитель с улыбкой указал кивком головы на статуэтку, которую бард все еще сжимал в пальцах.
— Я скоро вернусь, — пообещал он, напоследок ободряюще улыбнувшись юноше, развернулся и направился в сторону приветливо журчащего ручья, покинув сень деревьев. Гадатель чуть хмурился, размышляя, правильно ли поступил, оставив Тео одного. Ему не хотелось, чтобы тот рисковал понапрасну, но и оставить его в лесу тоже казалось ему не слишком хорошей идеей. Утешало лишь то, что в случае опасности тому и правда будет легче скрыться в лесу, нежели на открытой местности. "Наберу воды и вернусь" — решил травник, осторожно спускаясь к воде, держась за ветви растущих по берегу кустов.
Склонившись к прозрачной поверхности, он зачерпнул воду в ладони и поднес к губам. Вода оказалась вкусной, прохладной и прекрасно утоляла жажду. Напившись и освежив лицо, целитель набрал воды во флягу — для спутника, и вздохнул, оглядевшись. Здесь было так умиротворенно, спокойно и красиво, что он пожалел, что бард не захотел пойти с ним. Вновь мелькнула странная мысль — да пленник ли он на этом острове?! Гадатель вспомнил карту с изображением хищной птицы — свободной, гордой, с сильными белоснежными крыльями. Не сыщется преград для такой птицы, никакая клетка ее не удержит. Уж не Тео ли — та птица? Может, он и не в заточении тут вовсе, а скрывается от кого-то или от чего-то? А гадатель так не вовремя заявился на казавшийся совершенно безлюдным остров, невольно нарушив его уединение. Это место действительно могло бы стать отличным укрытием, если не считать постоянной угрозы в лице неведомого чудовища, по слухам, поселившегося на острове. Могло ли это означать, что Тео искал здесь убежища от чего-то настолько ужасного, что предпочел соседство чудища-людоеда? Тогда, возможно, гадателю и вправду лучше бы знать как можно меньше о нем, чтобы невольно не выдать. Или он и вправду был заброшен сюда изощренной волей Шиархи? А впрочем, символы, как и всегда, были туманны. Как он уже пояснял Тео чуть ранее, знаки толковать трудно. Иногда они сами складывались в четкие послания в моменты озарения, иногда же можно было часами безрезультатно гадать об их значении. Да и не касалось это его, по правде говоря. Он обещал помочь, и надеялся, что это будет в его силах, как и на то, что Тео его помощь примет.
Собравшись возвращаться, он еще раз бросил внимательный взгляд вокруг, и — о, чудо, хвала Светлому Табири! — в тени кустов, у самой воды, мелькнул скромный цветок с нежно-сиреневыми резными лепестками. Вот ему и улыбнулась удача отыскать нужную траву! Гадатель осторожно срезал несколько соцветий из тех, что были поблизости, затем прошел еще немного вдоль русла ручья, выискивая неприметные нежные лепестки, прячущиеся в густой зелени, отыскал еще несколько соцветий, не заметил, как увлекся, собирая нужную траву, прошел еще дальше вдоль ручья, затем опомнился — ведь Тео ждет его. Вспоминая, где оставил барда, гадатель поспешил вернуться, чувствуя укол беспокойства — все-таки не нужно было оставлять его одного.
— Тео?.. — позвал он тихо, опасаясь громким окликом привлечь ненужное внимание, — Тео, отзовись!