После полудня погода испортилась.
Море плескалось где-то совсем рядом, хотя и не было видно отсюда. К этому извечному шуму волн поначалу было не так-то просто привыкнуть, и иногда, особенно в такую ветреную ненастную погоду, когда волны с силой бились о берег, это даже мешало ему заснуть. Но постепенно альв привык к этому неумолчному плеску, даже перестал его замечать, как не замечал шума ветра в высоких вековых соснах вокруг храма —  своего прежнего обиталища.
Ныне же его пристанищем стала небольшая рыбацкая деревушка, что располагалась за много-много миль от его родного Актавианского леса, далеко от альвийских земель. Случайные дороги завели травника сначала на остров Корн, в школу Дагона, где он хотел получить место лекаря, да только там ему, естественно, отказали — без протекции сложно было получить довольно престижную должность. "Если нам понадобятся еще целители, мы обратимся к своим коллегам в Белую Академию" — ледяным тоном заявили ему, ясно давая понять, что странник в запыленном плаще без роду и племени им не нужен. Что ж, их можно было понять — путника вполне можно было принять за проходимца: истрепанный плащ, множество звенящих дешевых украшений, робко опущенный взгляд и не слишком-то уверенный вид не добавляли ему авторитета.
Денег ему хватило как раз на место на корабле, чтобы вернуться на материк. Впрочем, насчет своего финансового положения он как раз не беспокоился — услуги лекаря нужны всегда, не тут, так в другом месте. Так и вышло — вынужденно задержавшись в деревеньке, чтобы заработать немного денег на дальнейший путь, он незаметно для себя оставался все дольше, так и не решив, куда идти дальше. Много ему, конечно, заработать не удавалось — требовать плату с рыбаков и крестьян, едва сводивших концы с концами, у служителя Табири не поднималась рука, и зачастую он лечил их и вовсе бесплатно. Но люди здесь были добрые, отзывчивые, они ценили помощь и не забывали оказанное им добро, и у альва всегда был лучший ночлег, и вдоволь еды (хотя рыба, составлявшая основной рацион местных, успела порядком надоесть ему).
Шло время, и его стали звать и в соседние поселения, сначала ближние, а затем и более отдаленные, а те, кто мог идти, приходили сами, и вот уже и денег у него было вполне достаточно, чтобы оплатить себе место на корабле или же присоединиться к какому-нибудь торговому обозу и отправиться дальше, но он все медлил — податься изгнаннику было некуда.
В конце концов в его полное распоряжение была отдана пустующая рыбацкая хижина, уединенно стоящая чуть на отшибе, куда лишь приглушенно долетал обычный дневной шум поселения. Хижина была ветхая, но местные жители быстро подлатали ее, заделали крышу, укрепили стены, поставили новое крыльцо взамен полуразвалившегося, поставили кое-какую мебель, и теперь она стала вполне пригодной для жилья. Альв много часов тер щеткой деревянный пол, добела выскоблив половицы, пока, наконец, последняя рыбья чешуйка, оставшаяся от промысла прежних владельцев, не исчезла, развесил сушиться пучки трав на натянутых через всю комнату веревках, расставил склянки с отварами, настоями и зельями разного назначения и разной степени готовности, и вскоре запах рыбы сменился тонким травяным ароматом, а хижина приобрела жилой и уютный вид. Теперь это новое его жилище вполне подходило целителю и травнику, и даже напоминало изгнаннику домик его старой наставницы-знахарки, в котором он вырос и где прошло его детство. Сейчас та лачуга, должно быть, совсем развалилась и заросла травой…
Непогода, тем временем, все усиливалась. Начинался дождь, крупные капли уже застучали по оконным стеклам, и альв пошел плотно закрыть дверь, чтобы вода не натекла на пол. Не успел он затворить дверь, как в хижину, прячась от непогоды, метнулась местная кошка, повадившаяся время от времени забредать сюда.
— Брысь! Ты же перебьешь мне все склянки! — Возмутился было целитель, но потом только развел руками — не выгонять же ее в такую непогоду. — Ладно, оставайся... — вздохнул он и налил гостье в блюдце молока из припасов, что принесли селяне.
Уж теперь-то, пожалуй, гостей больше не предвиделось — разве что случится что-то. Лекарь посильнее растопил очаг, чтобы сухие травы не отсырели от влажности, и, когда в комнате стало жарко, разделся до тонкого нижнего хитона. Усевшись в кресло, он незаметно для себя задремал под шум дождя и уютный треск поленьев. Сквозь сон ему послышался стук в дверь. Или показалось ему, и это лишь дождь с новой силой застучал по окнам? Но нет, стук повторился, и альв, окончательно проснувшись, вскочил с кресла, спихнув с колен приблудную кошку, и поспешил к двери.

Отредактировано Талион (27.12.2020 22:30)

Верно, случилось что-то серьезное, раз кто-то пошел к нему в такую непогоду, не побоявшись разошедшегося ливня. Перебирая в уме жителей поселения, которые недавно обращались за помощью целителя, и у которых могли обостриться их недуги, он поторопился впустить гостя. Деревянная дверь слегка разбухла от влажности и не сразу поддалась, пока альв не приложил силу, дернув ее на себя и наконец распахнув, а затем поднял глаза на гостя. На пороге стоял…
— … Тео! — лекарь замер, удивленно глядя на посетителя. В первый миг ему показалось, что он все еще дремлет и видит сон. Сказать по правде, Тео нет-нет да и снился ему почему-то, после того как они расстались тогда, у Белой Академии. Эти сны были зыбкими, как предрассветный туман, но неизменно оставляющими после себя чувство легкой грусти, забывавшейся, впрочем, в дневных трудах и заботах. Но сейчас с волос Тео стекала вода, да и плащ, кажется, не слишком защищал его от дождя, и именно это вдруг подсказало альву, что это вовсе не сон.
— Входи же, Тео… — очнувшись от оцепенения, но все еще не придя в себя от неожиданности и удивления, целитель поспешил отступить в сторону и пригласить гостя в дом. — Что привело тебя сюда? Я думал, ты уже далеко от этих мест… — и добавил, не успев прикусить язык, — ты снился мне…
На какой-то миг у него мелькнула совершенно безумная мысль, что Тео пришел к нему, каким-то образом отыскал, потому что вновь захотел увидеть, но альв тут же понял, насколько абсурдно это предположение, ведь, когда они расставались, он и сам не знал, где окажется после, и поэтому при всем желании не мог поведать тогда о своих планах Тео. Но первый же шаг барда яснее слов подсказал ему, почему Тео здесь — привычный взгляд целителя сразу уловил, что он заметно хромает, явно стараясь переносить вес тела лишь на одну ногу.
— Что случилось с твоей ногой? — встревоженно ахнул травник, осторожно поддерживая гостя и помогая ему снять промокший до нитки плащ. — Как разыгралась непогода, должно быть, в этих краях теперь время дождей… — бормотал он, усаживая Тео в кресло перед жарко натопленным очагом и опускаясь на колени, чтобы осмотреть его ногу, не тратя лишнего времени на разговоры. Чуткими пальцами коснувшись опухшей лодыжки, он попытался определить, насколько серьезно повреждение — вывих, перелом или простое растяжение, но с ходу сдать этого не сумел, лишь ощутил отголоски боли. Положив ладонь на ее источник, целитель пропустил через пальцы магию, наложив для начала легкие обезболивающие чары.
— Давай я сделаю тебе подогретого вина с травами, ведь ты, должно быть, совершенно продрог, — как бы Тео не простудился от прогулки под таким ливнем. — А после мы как следует займемся твоей ногой. — предложил лекарь, поднимаясь. — И, Тео, кажется, твоя одежда совсем промокла, может быть, ты захочешь переодеться? Смотри, что-нибудь из моих туник тебе точно будет впору, а твое кимоно я пока повешу сушиться. Давай я помогу тебе? Только не вставай и не опирайся на поврежденную ногу — я принесу тебе все, что надо.

Отредактировано Талион (07.01.2021 22:05)

— Ах, не слушай меня, я говорю невесть что… — альв залился жарким румянцем, — да ведь мне часто снится что-то, иногда это воспоминания прошлого, иногда — крупицы будущего, а иногда и вовсе то, чего быть не могло… Верно, мне снилось что-то вещее, раз ты и впрямь пришел... Прошу, не сердись…
Сказать по правде, гадатель полагал, что никакого отношения к его дару эти сны не имели, а бард снился ему потому, что оставил о себе очень яркое впечатление, чем-то запал в сердце и разум, и альву просто-напросто хотелось увидеть его снова, услышать его голос и песни. Но вдаваться в подробности он не стал — и без того наговорил лишнего, отчего теперь страшно смущался и боялся, что Тео рассердится на него.
Когда манера речи Тео сделалась более теплой, чем поначалу, гадатель этому совершенно очевидно обрадовался, даже не пытаясь этого скрыть и уже куда смелее улыбаясь ему:
— Я так рад, что судьба снова свела нас, — лекарь прервался, сразу же спохватившись, — то есть, я хотел сказать, мне жаль, что тебя привели ко мне такие не слишком приятные обстоятельства... – однако, скорей всего, Тео был прав, и травма была не слишком серьезной, иначе он просто бы не дошел без чьей-либо помощи, но, в любом случае, затягивать с осмотром и лечением не следовало.
Ни смущение, ни радость от встречи не помешало ему четко и быстро продолжить делать все необходимое: не тратя времени, он налил в небольшой котелок вина, добавил в него специй и трав и поставил греться на очаг, сам же пошел подобрать для гостя что-нибудь из одежды взамен вымокшего кимоно, по пути подставив плошку под капающую с потолка воду, чтобы не натекло на пол — при таких сильных ливнях крыша кое-где все же протекала. Торопливо перебрав свой нехитрый гардероб, он остановился на светло-зеленой льняной тунике, тонкой, мягкой и свободной. К тому же, она была украшена нарядной вышивкой, и целителю думалось, что Тео она понравится. Хоть в этой ситуации красота одежды и вовсе не имела никакого смысла, все же ему хотелось предложить Тео лучшее, что у него было. Выбрав одежду, он захватил и полотенце.
— Смотри, тебе нравится? — он робко улыбнулся и положил тунику рядом, а сам умостился на подлокотнике кресла, где сидел Тео и, развернув полотенце, стал осторожно просушивать длинные волосы барда. — Вот так… потом тебе непременно надо будет расчесать их, иначе, когда высохнут, будет не распутать… — Наскоро подсушив волосы, чтобы с них не натекла вода, он помог барду снять промокшее кимоно и набросил ему на плечи полотенце. Конечно, Тео справился бы и сам, но ведь он не отказался от помощи, а чем быстрее он переоденется в сухую одежду, тем меньше риск подхватить простуду. Хоть Тео и обладал удивительной способностью заставлять альва робеть и смущаться почем зря, сейчас он действовал как лекарь, заботящийся о благе пациента, и поэтому никакому смущению не оставалось места. Быстрыми и уверенными движениями высушив оставшуюся влагу, он помог юноше одеться.
— Ну вот, так гораздо лучше, правда? — улыбнулся он, снимая с очага подогретое вино и размешивая в нем мед. — Держи, это поможет быстрее согреться. — Передав Тео глиняную кружку с согревающим напитком, альв повесил сушиться его плащ и кимоно у очага, а затем вернулся к юноше.
— Как ты, согрелся? Давай теперь посмотрим, что с твоей ногой, — лекарь придвинул низкую скамеечку, устраиваясь на ней около барда, положил его ногу себе на колени, осторожно прощупывая пальцами поврежденную лодыжку. — Придется немного потерпеть, Тео. Скажи, если будет слишком больно, — предупредил альв.
Судя по тому, что травма сопровождалась заметным отеком, и движения в суставе были практически полностью ограничены, это был действительно вывих.
— Неполный вывих голеностопа… смещена большеберцовая кость… — сосредоточенно хмурясь, лекарь озвучил диагноз, — растянуты связки и, возможно, есть трещина на кости.  Хорошо, что ты пришел вовремя, иначе сустав мог воспалиться. Но на самом деле звучит все это намного страшнее, чем есть на самом деле, — ободряюще улыбнулся альв, поднимая на юношу взгляд. — Мы быстро вылечим твою ногу, но с танцами тебе придется повременить как минимум пару недель, пока связки не восстановятся полностью, иначе велик риск повторного вывиха, — предупредил лекарь. — Что ж, Тео, придется вправлять. Это не слишком приятная процедура, и, к тому же, сразу после этого ноге потребуется дать полный покой, поэтому будет лучше, если ты ляжешь. Я доведу тебя до кровати, ладно? Обопрись на мое плечо.

Отредактировано Талион (22.01.2021 20:53)

— Мне бы очень хотелось еще раз послушать твои песни, — обрадовался альв предложению Тео и тут же озабочено нахмурился, вспомнив о том, какая на улице погода. — Твоя гитара… дождь ведь не повредил ей? Когда мы закончим лечение, я помогу тебе привести ее в порядок, только скажи, что нужно сделать и принести. Это ведь подождет еще немного? — сначала все-таки следовало заняться поврежденной лодыжкой барда.
В ответ на слова Тео о его заботе целитель смущенно улыбнулся, снова непроизвольно заливаясь румянцем:
— О, это мой долг — помогать страждущим…  Ты прав, здесь временами действительно бывает много работы, ведь меня порой зовут и в соседние поселения. Но болеть — вовсе не такое уж приятное занятие, какой бы заботой и уходом ни окружали бы лекари… — не уловив лукавой искорки в улыбке Тео, простодушно сообщил альв.
Целитель никому и никогда не отказывал в помощи, и, кем бы ни оказался его подопечный — молодым ли, старым, женщиной, или же мужчиной, всегда он был неизменно внимателен и участлив со всеми, тщательно заботясь о здоровье своих пациентов. И ему казалось, что и к Тео он относится точно так же. Однако, если бы он чуть тщательнее задумался об этом, ему пришлось бы признать, что забота о Тео оказалась для него куда более приятным занятием, чем просто выполнение долга. Ему было приятно прикасаться к барду, помогать ему с переодеванием, касаться волос, высушивая их… В любой другой ситуации он никогда не осмелился бы на подобное, но сейчас бедственное положение гостя и собственное ремесло лекаря давали ему такое право. Огорчало его лишь то, что он вынужден будет причинить юноше боль своими прикосновениями.
— Да… когда идут такие сильные дожди, крыша протекает, — рассеяно отозвался он, проследив за взглядом гостя. — Я бы попросил местных жителей, но сейчас, весной, у них слишком много забот и без меня… — по крайней мере, у него был хотя бы такой дом, и какая-никакая крыша над головой. — Я буду тебе очень благодарен, если ты посмотришь… но не раньше, чем связки полностью восстановится. Никаких нагрузок на сустав, пока я не разрешу! — в обычно мягком и чуточку робком голосе травника прозвенели стальные нотки, свойственные всем лекарям, ясно дававшие понять, что нарушения режима лечения он не потерпит.
Закончив осмотр, он подставил своему пациенту плечо, бережно, но крепко придерживая за талию, и повел его к кровати.
— Нет, Тео, не беспокойся, твоя магия не потребуется — тут всего пара шагов, — целитель вполне мог справиться и сам, ведь бард выглядел совершенно хрупким и легким, а его следовало лишь поддержать, помогая удерживать равновесие и не давая опираться на поврежденную ногу.
Хижина была небольшой, и до кровати действительно было рукой подать, так что он осторожно довел до нее Тео и помог устроиться полусидя, подложив под спину подушку. Отдельной койки для пациентов у него не было — обычно он сам навещал больных, поэтому он устроил гостя на своей собственной кровати, отделенной от остального помещения пологом из легкой ткани. Эта кровать была шире, чем его узкое и жесткое ложе в храме Табири, и гораздо мягче — альв с удовольствием обустроил себе уютное гнездышко для отдыха из теплых покрывал, подушечек, сшитых им собственноручно из лоскутков ткани и набитых ароматными травами, и повесив на стену над кроватью ловцы снов, которые он плел в свободное время из обрывков цветных ниток, украшая их перышками, лентами, блестящими стекляшками, морскими ракушками и разноцветными бусинами.
— Полежи немного. Скоро должны подействовать травы, — капля макового молочка, разведенная в теплом питье, должна была смягчить боль, неизбежную при вправлении вывиха.
Улыбнувшись барду и сев рядом, лекарь взял его руку, положил пальцы чуть выше запястья и замер, считая удары сердца, а затем нахмурился: пульс был учащенным. На это он обратил внимание, еще кода вел юношу к кровати, поддерживая его и близко ощущая частые удары сердца. Уж не симптомы ли начинающейся лихорадки дают о себе знать? Он не знал, сколько времени Тео провел под проливным дождем, насколько успел продрогнуть, и теперь боялся, что простуды все же не избежать. Желая проверить, нет ли у барда жара, целитель наклонился к нему, чтобы коснуться щекой лба, и тут же прерывисто выдохнул, удивленно и растеряно улыбаясь — наклонившись, он вынужден был невольно прижаться к Тео и тут совершенно явственно ощутил бедром недвусмысленную реакцию своего пациента.
Сказать по правде, такое в ремесле лекаря временами случалось, и ничего такого в этом не было. Возможно, прикосновения оказались слишком интимными, а может, так подействовали травы, выдав совершенно неожиданный побочный эффект… Врачевателями уже давным-давно было замечено, что организм человека — слишком тонкая и непредсказуемая система, и может реагировать и вовсе несообразно с ситуацией. Подобные реакции могли возникать, как бы неуместно это ни казалось, в ответ на эмоциональное потрясение, страх или даже боль, и личность целителя могла тут быть совершенно не при чем… Как бы там ни было, такая реакция гостя не оттолкнула его, не вызвала страха или неприятия, а лишь заставила вспыхнуть жарким румянцем, когда альв на миг позволил себе предположить, что это именно он сам мог быть причиной, а вовсе не травы или неосторожные прикосновения. Его тело отозвалось ответной дрожью при этой мысли, и альв наконец осознал, что уже несколько секунд провел вот так, прильнув к барду. Такое поведение было как минимум непрофессионально с его стороны — как целитель, он не имел права отвлекаться от лечения, не говоря уже о том, что это было совершенно бесцеремонно по отношению к пациенту. Чтобы хоть как-то оправдать свои действия, он все-таки дотронулся щекой до лба Тео. Однако прикосновение вышло еще более… непрофессиональным — рутинное действие определения жара оказалось окрашено совершенно неуместной для врачевателя нежностью. И снова ему захотелось замереть вот так, в неге и покое, прижимаясь к теплому боку Тео и вдыхая запах весеннего ливня от еще влажных волос.
И все-таки выучка лекаря дала о себе знать — мысль о том, что поврежденная нога Тео по-прежнему, должно быть, болит и наверняка беспокоит его, заставила альва очнуться.
— Нам следует заняться твоей ногой… — в голосе лекаря прозвучали невесть откуда взявшиеся, совершенно не свойственные ему хриплые нотки. Глубоко вздохнув, он выпрямился, прерывая затянувшееся прикосновение и стараясь вернуть себе рабочий настрой, но румянец и мечтательная улыбка выдавали, что сделать это ему не так-то легко.

— Дело в том, — пояснил альв, проследив взгляд Тео на протекающую крышу, — что я лишь недавно оказался тут, и, признаться, не думал, что задержусь надолго. Я собирался заработать немного денег, чтобы отправиться дальше, но… почему-то остался, — он развел руками — целитель и сам не знал, что заставило его задержаться в этой деревеньке. — Весенние дожди теплые, — рассмеялся он в ответ на беспокойство барда, — и я посильнее растоплю очаг, так что ночью нам не будет холодно, и лишняя влага быстро просохнет. Хотя ты, конечно, прав — с этим надо что-то делать, — вздохнул травник, выливая очередную порцию воды из плошки и снова ставя ее на пол. — Особенно если я задержусь здесь дольше, чем на лето…
Альву подумалось, что Тео, должно быть, из этих мест, раз оказался здесь неподалеку. Эта мысль повлекла за собой другую, мелькнувшую практически неосознанно — может, если задержаться здесь, он сможет увидеться с Тео еще раз… Может быть, Тео даже придет к нему снова, если попросить его помочь с крышей, или с чем-нибудь еще… Улыбаясь своим мыслям, лекарь осторожно переставил гитару поближе к кровати и принес несколько лоскутов мягкой ткани, чтобы бард мог заняться своим инструментом, как только получит необходимую помощь, и вернулся к Тео, чтобы отвести его к кровати и осмотреть.
Однако, осмотр пациента пошел не совсем так, как обычно. Слова барда, прозвучавшие почему-то так непривычно низко, совсем не способствовали возвращению рабочего настроя. Чуточку растеряно улыбаясь, альв выпрямился, поймав взгляд Тео и почти физически ощутил, как натянулась между ними двумя незримая нить. Сердце альва пропустило удар и снова забилось чуть быстрее чем обычно, и теперь уже его пульс был выше нормы. Отчего-то ему захотелось вновь наклониться к барду и поцеловать его в щеку, туда, где нежная кожа на точеной скуле едва-едва порозовела, или, может быть, даже (совсем немыслимо!) в уголок чуть приоткрытых губ...
Альв на миг прикрыл глаза, пытаясь прогнать наваждение, непроизвольно облизнул пересохшие губы. Тео, безусловно, нравился альву, но он был совсем неискушенным, и потому все его желания едва ли могли идти дальше поцелуя, однако сейчас в нем пробуждалось смутное томление, пока еще не осознаваемое им. Долгие годы, проведенные в святой обители, приучили его к спокойной, размеренной жизни, и лишь неясное волнение и совсем смутные мечты временами беспокоили его, но медитации и долгие молитвы, а иногда и настои из специальных трав помогали забыть об этом и полностью погрузиться в лекарское служение. К тому же, разве он, недостойный изгнанник, посмел бы заглядываться на кого-то? Его ждало лишь презрение собратьев, выбери он кого-то из них, или же — еще больший позор и порицание, осмелься он сблизиться с кем-то не из альвов.
Иногда ему случалось привлекать внимание тех, кто забрел в уединенный храм в поисках исцеления или укрытия, но далеко не всегда такие знакомства были приятными — немало темных личностей бродило по окрестным лесам. Однажды, чтобы остановить совсем бесцеремонные домогательства одного из таких искателей приключений, альву пришлось выплеснуть тому в лицо плошку с горячим отваром, после чего нахала выставили из обители (конечно, предварительно обработав ему ожег и снабдив целебной мазью).
Здесь, в землях людей, над ним уже не нависали карающим мечом суровые законы альвийского общества, однако, и защиты, как в храме, у него тоже не было. И сейчас он был совершенно во власти своего гостя, и, будь у того дурные намерения, хрупкий альв едва ли мог дать какой-то отпор. И все же он совершенно не испытывал ни капли страха, и у него не возникло даже мысли о том, что Тео может причинить ему вред. Напротив, эти новые ощущения — смутное томление, сладко замирающее от взгляда Тео сердце, все это было так необычно, приятно и волнующе! Но целитель не мог позволить себе слишком долго наслаждаться этими ощущениями, ведь Тео была нужна помощь, и затягивать с лечением вовсе не стоило.
— Да, Тео… твой вывих. Прости меня... — совладав с эмоциями, он, наконец, поднялся, собрал волосы лентой, чтобы не мешали, достал несколько длинных полос ткани для бинтов, стараясь этими привычными приготовлениями настроиться на нужный лад. Теперь, когда он выполнял свой долг, сбить его с толку было не так-то просто, и движения его сделались собранными и четкими, а мечтательная, рассеянная улыбка сменилась сосредоточенным выражением.
Приготовив все необходимое, он протянул своему пациенту деревянную ложку:
— Сожми черенок между зубов, чтобы не прикусить язык, — предупредил лекарь. Хоть травы и должны были уменьшить неприятные ощущения, но боль при вправлении вывиха могла быть довольно сильной, отчего пациент мог непроизвольно сжать зубы слишком сильно.
— Придется чуточку потерпеть...
Пересев в изножье кровати, альв положил руку на поврежденную лодыжку барда, пропуская через пальцы магию Исцеления, чтобы усилить действие обезболивающих трав, затем уложил его ногу к себе на колени и крепко сжал голень одной рукой, удерживая ее, а второй рукой обхватил ступню и решительно, четко выверенным движением с силой потянул ее на себя, чуть поворачивая.
В следующий момент с характерным щелчком сустав встал на место, и целитель, наконец, позволил себе выдохнуть — самая сложная и болезненная часть процедуры была завершена, однако лечение на этом не заканчивалось, и лекарь пробормотал, чуткими пальцами ощупывая лодыжку, чтобы убедиться, что все кости расположены правильно:
— Вот так… Все хорошо, Тео… нужно только потерпеть еще совсем немного…

— Ну вот мы почти и закончили… Обещаю, так больно больше не будет, — не отвлекаясь от своего занятия, продолжал успокаивающе говорить лекарь, убедившись, что пациент нормально перенес болезненную процедуру и не лишился чувств. — Все хорошо… но сейчас будет немного жечь, потерпи еще совсем чуть-чуть...
Убедившись, что сустав вправлен правильно, он принялся осторожно втирать в кожу целебную мазь, которая хоть и жгла кожу, но была необходима, чтобы предотвратить возможное воспаление. Закончив с мазью, он потянулся за лоскутами ткани, ловкими привычными движениями туго перебинтовал ногу пациента он середины голени до стопы — так, чтобы надежно зафиксировать сустав, исключив всякую подвижность.
— Ну вот и все, Тео, — улыбнулся лекарь, поднимая на барда глаза. — Самое страшное позади. Вечером нужно будет снять повязку и сделать компресс, но, обещаю, я буду очень осторожен, и это будет совсем не больно.
Свернув покрывало, он уложил ногу своего подопечного на получившееся возвышение, так, чтобы приподнять ее и тем самым обеспечить отток крови:
— Полежи немного вот так, чтобы прошел отек, — пояснил целитель и предупредил: — От трав может кружиться голова и чувствоваться слабость, но это скоро пройдет. Если захочешь, чуть попозже можешь сесть.
Пересев ближе к изголовью, альв склонился над бардом, тревожно вглядываясь в его лицо. Тео очень мужественно перенес такую неприятную процедуру и даже не вскрикнул и совсем не жаловался, но боль оставила свой след — он был бледен, точеные черты лица разом заострились, на коже проступила испарина. Лекарь с состраданием мягко погладил его по щеке — простым жестом заботы и сочувствия, каким он мог бы подбодрить любого из своих пациентов. Но затем, поддавшись внезапному порыву и не успев даже подумать, что такое поведение совсем не приличествует заботливому целителю, альв наклонился к Тео, щекоча ему шею упавшими волосами и приглушенно рассмеялся:
— Ты — очень храбрый и послушный пациент, и совершенно точно заслуживаешь награды, — робко улыбаясь, он помедлил мгновение, собираясь с храбростью, а затем чуточку неловко, но с искренней теплотой поцеловал барда в уголок губ. Залившись румянцем, целитель вновь улыбнулся ему, а затем выпрямился и чуть посерьезнел, коснулся лба своего подопечного, проверяя его состояние.
— Как ты? Не знобит, не лихорадит? Если боль будет слишком сильно беспокоить тебя, я могу развести еще немного макового молочка, но от этого тебя скорей всего сразу же будет клонить в сон, и голова потом будет тяжелая. Потерпишь до вечера, или дать тебе лекарство сейчас? Может, хочешь чего-нибудь поесть?
Взяв руку Тео в свою и снова посчитав пульс, лекарь продолжил:
— Первые несколько дней я настоятельно рекомендую тебе остаться здесь, тогда я смогу продолжить лечение, и это ускорит процесс заживления. Ты живешь где-то неподалеку? Я мог бы послать весточку, если тебя кто-то ждет, чтобы твои близкие не беспокоились. Местные жители часто посещают соседние деревни и ездят в город на ярмарку, так что можно было бы передать сообщение с ними. А если… — совершенно отчаянно зардевшись румянцем и робко улыбаясь, продолжил он, даже не замечая, что все еще держит руку Тео, хотя давно уже закончил считать его пульс, — если ты никуда не торопишься, то можешь оставаться у меня, сколько пожелаешь… Я был бы очень рад если бы ты остался подольше… То есть, в смысле, я хотел сказать, что в этом случае я смог бы наблюдать за твоим выздоровлением и следить, чтобы все шло как надо… — Еще больше смутившись, альв отвел глаза, понимая, что его нынешнее жилище находится в весьма плачевном состоянии и отнюдь не блещет роскошью, хоть он и постарался сделать эту лачугу пригодной для жилья и даже уютной. — Конечно, если ты не захочешь остаться и решишь побыстрее вернуться домой, я попрошу кого-нибудь одолжить повозку, ведь тебе сейчас нельзя давать такую нагрузку на ногу…

Целитель засмеялся, когда бард приподнялся навстречу, чтобы ответить на целомудренный поцелуй, и осторожно, столь же целомудренно обнял его, поддерживая, так как боялся, что от резкого подъема у него закружится голова — было видно, что его пациентом все еще владела слабость.
— Я принимаю твою благодарность, — улыбнулся он, раскрасневшись то ли от смущения, то ли от удовольствия, но сразу же чуть нахмурился, когда барду вздумалось говорить об оплате:
— Но, Тео, разве с друзей берут плату за помощь? Неужели ты успел забыть — ведь ты сам согласился принять мою дружбу, еще в тот раз, когда мы повстречались первый раз… — лекарь ненадолго замолчал, погрузившись в воспоминания о том, как он обнаружил Тео на безлюдном острове с маяком. Он действительно считал Тео своим хорошим другом, хоть и знали они друг друга совсем недолго, а о том, что его дружеская симпатия начинает приобретать романтический характер, он попросту не отдавал себе отчета.
— Ты прав, конечно — здесь не так просто заработать, крестьяне и без того живут бедно, а если уж их подкосила болезнь, то это лишает их последней возможности добывать себе средства к существованию, поэтому я не беру с них денег за лечение, разве что с тех, кто может себе это позволить. А те, у кого есть лишние несколько монет, платят мне за предсказания, или покупают всевозможные косметические отвары и настои… В любом случае, — засмеялся лекарь, — голодными мы не останемся, поверь мне.
Он чуть задумался, размышляя о том, что, быть может, Тео попросту не хочет быть обязанным кому-либо за помощь:
— Впрочем, если ты непременно хочешь заплатить за лечение, я не стану тебе препятствовать, но деньги ты должен будешь отдать не мне, а пожертвовать в храм Табири — столько, сколько сам сочтешь нужным, и тогда, когда у тебя будет такая возможность. А мне будет достаточно твоих песен — ты ведь споешь мне?.. Твоя гитара! — спохватился альв. — Тебе ведь нужно проверить, не намокли ли струны. Принести тебе ее? — касаться без разрешения любимицы Тео он не смел, видя, как трепетно бард относится к своему инструменту, поэтому мог лишь немного помочь ему.
Услышав, что Тео собирается задержатся у него до полного выздоровления и вовсе никуда не спешит, лекарь совершенно откровенно обрадовался:
— Правда? Так ты остаешься? Ты совсем нисколько меня не обременишь, — поспешил он уверить гостя. — Мне нравится твое общество, с тобой легко и приятно беседовать и… и ты вообще мне очень нравишься… — с бесхитростной искренностью признался он, почти даже и не смутившись, так как не вкладывал в свои слова ничего предосудительного и лишь говорил то, что было у него на душе. Впрочем, сразу же вслед за этим его обрадованная улыбка сменилась горестным вздохом, когда Тео поведал о том, что в этом мире у него вовсе никого нет. — Ах, Тео, как жаль это слышать… — расстроено всплеснул руками альв, но расспрашивать ни о чем не стал, так как полагал, что это наверняка связано с каким-нибудь трагическим происшествием и не хотел, чтобы Тео погружался в печальные воспоминания.
— Ты можешь оставаться сколько захочешь, — повторил он, утешающе погладив барда по щеке. — И… если тебе некуда идти… после выздоровления тоже можешь остаться…
Дождь, наконец, перестал грохотать по крыше с такой неистовой силой, словно собирался смыть лачугу в море, лишь только отдельные капли стучали по стеклу, и стало чуть посветлее — на несколько минут из-за туч даже выглянуло солнце, осветив своими бледными лучами комнату.
Проследив за взглядом Тео, лекарь предложил:
— Твоя одежда, должно быть, уже высохла, хочешь переодеться в нее? А хочешь — раздевайся совсем и ложись под одеяло, поспи до вечера. Помочь тебе? А попозже я тебя разбужу — надо будет сделать компресс на сустав, и тебе нужно будет обязательно поесть, хотя бы немного, ведь тебе нужно восстановить силы, иначе слабость не отступит…
 

Отредактировано Талион (30.05.2021 00:25)

— Я вовсе не жрец, хоть по-своему и продолжаю служить Табири, — улыбнулся альв, покачав головой. — Я жил в храме долгое время и часто думал о том, чтобы стать жрецом, но так и не принял сан… однажды меня позвал Хаос, и я пошел другим путем. Возможно, мое предназначение в чем-то ином. — Сейчас он, пожалуй, ясно осознавал, что и не смог бы быть жрецом, эта ответственность перед богами и людьми слишком тяжким грузом легла бы на его плечи. Как мог он вести кого-то по духовному пути к свету, когда и сам зачастую блуждал во тьме своих видений, не отличая сна от яви? — Я поклоняюсь Светлому Богу, но предложил тебе принести пожертвование храму в качестве платы за лечение не поэтому, — пояснил он. — просто я знаю, что там эти деньги будут нужнее, ведь в подобных храмах находят себя приют изгнанники, полукровки, сироты… Все те, кто не может позаботиться о себе сам и потому нуждается в помощи. Любое пожертвование будет там ценно и принято с благодарностью…
Травник помог Тео сесть, попутно рассказав еще немного о том, как устроена жизнь в храме, а затем принес ему гитару, держа ее бережно и осторожно, положил инструмент на кровать перед бардом, а сам сел рядом, замолчав и с любопытством заглядывая Тео через плечо, наблюдая, как он достает ее из чехла и проверяет.
— У кого-то из местных была лютня и, кажется, домра, — припомнил он, — так что, полагаю, струны будет нетрудно заменить. Но, скажи скорей, — в нетерпении поторопил барда лекарь, — с твоей гитарой ведь не приключилось ничего серьезного?
В любом случае, помочь с инструментом он ничем не мог, поэтому лишь завороженно наблюдал, как тонкие пальцы Тео ловко скользят по корпусу инструмента, ожидая, когда он закончит.
Заметив, что Тео выглядит усталым, целитель спохватился, что не стоит так долго утомлять его разговорами. Все-таки процедура вправления сустава была весьма неприятной, и боль могла еще долго тревожить поврежденную ногу, да и травы которыми напоил Тео лекарь, не только притупляли боль, но и клонили в сон и путали мысли. Целителя удивляло и восхищало то, что даже при всем при этом манеры Тео и его речь оставались неизменно изящными и учтивыми, будто и не доставлял ему никаких неудобств ни вывих, ни малоприятное лечение.
Искренне полагая, что спать в одежде довольно неудобно, альв наклонился, чтобы помочь барду переодеться. И снова простой ритуал помощи пациенту оказался непривычно волнующим. Да разве же не приходилось лекарю по долгу своего целительского ремесла и раньше видеть обнаженные тела мужчин и женщин? Много, много раз он вот так же помогал ослабевшим от недугов подопечным снимать одежду, так отчего он сейчас так смущается и отчаянно робеет? Видят боги, он старался не смотреть на совершенные формы гибкого тела, изящно выгнутые выступающие ключицы, плавные линии тренированных мышц танцора и воина… Изо всех сил старался не смотреть и все же не мог отвести случайно брошенный взгляд. Из-за смущения и волнения он был чуточку неловок, и оттого не мог избежать случайных прикосновений к нежной коже, сразу же еще больше смущаясь и краснея. При этом смущение это вовсе не было чем-то неприятным: напротив, ему вовсе не хотелось, чтобы эти мгновения заканчивались. Тео нравился ему — и его близость, эти прикосновения, случайно пересекающиеся взгляды волновали и будоражили его как-то по-особенному, томительно и сладко, и это томление непривычно отзывалось во всем теле и заставляло сердце замирать на миг. И Тео, кажется, это тоже нравилось…
Наконец, все же справившись с одеждой барда, он укрыл его одеялом и сверху — теплым покрывалом, заботливо поправил подушки, улыбнулся:
— Вот так... Тебе удобно? Если хочешь — поспи, а ближе к вечеру я разбужу тебя. Обо мне не беспокойся — мне еще рано отдыхать, нужно закончить дела, — снова улыбнулся альв, провел ладонью по его векам, проверяя плетение нитей Исцеления, добавляя еще немного магии — успокоить чуть ускоренный пульс и расслабить мышцы, поколебался секунду, затем наклонился и легонько дотронулся губами до лба барда. — Отдыхай, Тео…
Немного посидев рядом и дожидаясь, пока дыхание Тео сделается ровным и глубоким, целитель тихо поднялся, опустил тонкий полог над кроватью, чтобы не мешать гостю, пока он спит или же просто отдыхает, и неторопливо принялся убирать на место баночки с мазью, бинты и прочие лекарские принадлежности, стараясь не слишком греметь склянками. Дождь совсем закончился, и с крыши больше не капало, поэтому он вылил натекшую воду и убрал плошки, стоящие на полу, затем подбросил побольше дров в очаг, чтобы просушить лишнюю влагу и поддержать тепло в хижине. Убедившись, что одежда Тео высохла, он снял ее, аккуратно сложил и положил к изголовью кровати, не удержавшись от соблазна еще миг поглядеть на отдыхающего барда и по пути проверяя действие чар. Давешняя приблудная кошка, что заскочила в его жилище, чтобы переждать дождь, выбралась откуда-то, видно, дождавшись, когда закончится суета, и вспрыгнула на кровать, устраиваясь в ногах гостях. Возмутившись было, целитель попытался ее прогнать, чтобы не мешала, но потом махнул рукой: говорят, кошки забирают боль, так что пусть лечит.
Прибравшись, альв сел за стол, на котором были разложены травы, ожидающие сортировки и обработки, сдвинул их в сторону, не спеша браться за работу, затем все так же задумчиво распустил волосы, собранные до этого, чтобы не мешать во время лечения. Тряхнув головой, он заставил их рассыпаться по плечам, затем тщательно расчесал их, добиваясь гладкости и блеска. Следом, поразмыслив еще немного, достал небольшой осколок зеркала, тщательно завернутый в тряпицу. Настоящего зеркала он не мог себе позволить — слишком дорого, хотя мечтал, что однажды все же накопит нужную сумму и купит себе изящное ручное зеркальце в серебряной оправе… Смотрясь в этот небольшой осколок, альв провел угольным карандашом по краю век, подчеркивая ресницы, как делал иногда, чтобы придать взгляду бо́льшую выразительность. И тут же опомнился — да что на него нашло?! Уверяя себя, что сделал это лишь от нечего делать, он торопливо завернул осколок обратно в тряпицу, убирая его и возвращаясь к делам, ведь заняться ему как раз было чем. Поставив на огонь котелок, целитель принялся готовить ужин из того, что у него было — немного рыбы, овощи и пряные травы в качестве приправы. Вскоре от котелка стал подниматься ароматный пар, и гадатель, помешивая варево деревянной ложкой, стал поглядывать в сторону кровати — не проснулся ли Тео, может, запах готовящейся еды вернет ему аппетит?

Отредактировано Талион (17.07.2021 16:28)

Заслышав чуть удивленный призыв гостя, лекарь бросил ложку, которой помешивал содержимое котелка, и поспешил к кровати.
— Ты проснулся… Я здесь, Тео, что такое? — альв тепло улыбнулся, садясь рядом на краешек кровати и глядя на барда, выглядевшего порядком изумленным. Должно быть, под действием лекарств и целительных чар он заснул так крепко, что теперь не мог сообразить, где находится и сейчас наверняка пытался вспомнить, как здесь оказался.
— Ты в полной безопасности, и ты у меня в гостях, вспоминаешь?.. — Не удержавшись, он засмеялся — бард казался совершенно растерянным и в тоже время выглядел так по-домашнему уютно, чуточку растрепанным со сна, и это делало его неудержимо привлекательным.
— На новом месте сны всегда снятся странные, верно?.. — выдохнул лекарь, не отводя взгляда. Сон вернул чертам его гостя мягкость, а бледность сменилась теплым молочным оттенком кожи, изумрудно-зеленые глаза, сейчас чуть удивленно расширенные, мягко сверкали в сгущающемся полумраке наступающего вечера. Залюбовавшись, альв протянул руку и погладил его кончиками пальцев по теплой щеке. Прекрасное зрелище заворожило его, приковав к себе и не отпуская, а прикосновение к нежной коже и вовсе заставило бег времени остановиться, замереть в одном-единственном мгновении… Уютное молчание мягко окутывало их, обостряя какие-то смутные, невысказанные ощущения и мечты, и травник непроизвольно склонился чуть ниже, вглядываясь в эту плещущуюся зелень глаз, прикрытых мягкими шелковистыми ресницами, чуть лукавых, чуть удивленных, и невозможно влекущих… Еще миг — и он медленно, несмело потянулся к нему, наклоняясь совсем близко, вглядываясь в игру изумрудных сполохов в глубине глаз юноши, чувствуя его теплое дыхание на своей коже, окончательно и бесповоротно забывая обо всем на свете, робко улыбнулся, чуточку приоткрывая губы...
Лавина нежности, таившаяся до поры до времени в его сердце, готова была пробудиться и хлынуть через плотину приличий, запретов и обстоятельств, сметая со своего пути все эти смешные и мелочные условности, но в следующий миг обостренное чутье хаосита неожиданно заставило предсказателя торопливо подскочить, прерывая так и не начавшийся поцелуй. Ахнув, он спешно устремился к котелку, неосмотрительно оставленному без присмотра на огне, успев буквально за миг до того, как варево вознамерилось окончательно убежать. Поспешив снять котелок с огня и дуя на обожженные пальцы, альв засмеялся:
— Ну вот и готов наш ужин. Ты проголодался?
Отчего-то он совершенно не чувствовал неловкости, лишь в сердце совершенно отчетливо расцветало сладостное тепло, нежность и волнующее ожидание чего-то неизведанного. Но сейчас забота о госте была первейшим его долгом — долгом приятным, к которому он незамедлительно и приступил. Налив в миску супу, стараясь при этом выловить из котелка побольше сытных кусочков рыбы, он поставил к кровати грубо сработанную табуретку, сервируя на ней нехитрый ужин для гостя, так, чтобы тому не пришлось идти к столу и тревожить поврежденную ногу. К похлебке прилагались пара кусочков ржаного хлеба и кружка с лекарственным отваром — в питье было разведено несколько капель макового молочка, чтобы ночью боль не донимала юношу.
Наконец он затеплил лучину, и огонек весело заплясал, разгоняя неуютные вечерние потемки.
— Садись, Тео, только осторожнее… вот так, — лекарь помог барду сесть и устроиться удобнее и сам сел рядом, беря свою порцию. Он немного волновался, что гость сочтет такую трапезу слишком простой и невзыскательной, но больше ему совершенно нечего было предложить. Завтра ему все равно следовало идти в деревню, и уж тогда он непременно попытается раздобыть что-нибудь посущественнее, чтобы порадовать Тео… Вопреки его опасениям, похлебка вышла вполне ничего, пряные травы дополняли рыбу, а хлеб не успел зачерстветь, хоть и был испечен еще вчера.
Мурлыкнула проснувшаяся кошка, подкралась поближе, потерлась о его ноги, вновь вопросительно мурлыкнула. Делать нечего — пришлось ему выловить из своей миски кусок рыбы и поделиться с ней. Альв улыбнулся — пусть трапеза была нехитрой, но было так хорошо и уютно сидеть вот так, слушая, как потрескивают, догорая, поленья и как стучат редкие капли накрапывающего дождика за окном. У ног довольно намывалась кошка, а совсем близко сидел Тео — видение в неверных весенних сумерках, и в тоже время такой настоящий, реальный. А ведь их случайная встреча была практически невозможна… И все же нет для Шиархи ничего невозможного, как нет и случайного…
Поймав себя на том, что улыбается мечтательно и отрешенно уже какое-то время, альв спохватился.
— Тео, нужно посмотреть твою ногу, прежде чем ляжем спать. Я буду очень осторожен, обещаю, потерпи совсем чуть-чуть.
Осторожно размотав бинты, он бережно, едва касаясь, ощупал пострадавшую лодыжку, с облегчением убеждаясь, что отек прошел. Еще оставался кровоподтек — но тут уж ничего не поделаешь, синяк будет сходить куда дольше. Смазав поврежденное место разогревающей мазью, целитель снова перебинтовал ногу юноши, на этот раз не так плотно, чтобы кровоток циркулировал свободно, и повязка не мешала отдыхать.
— Все в порядке, Тео. Процесс заживления вывиха не быстрый, но он начался, а значит, ты на пути к исцелению, — улыбнулся он, поднимая на барда взгляд. — Моя магия не так сильна, но есть другой, куда более могущественный целитель — сон. Если пробудить собственные ресурсы организма, он гораздо быстрее начнет восстанавливаться во сне. Поэтому я погружу тебя в целительный сон и, милостью Табири, завтра тебе будет намного лучше. Ложись.
Положив руку на лоб юноши, травник начал плести заклинание Исцеляющего Сна, тщательно, сосредоточенно вплетая нити Исцеления в ауру Тео. Закончив, он отнял руки, убеждаясь, что юноша спит. Лекаря и самого неудержимо клонило в сон — день выдался долгий и полный удивительных событий, да и заклинание Исцеляющего Сна забирало немало сил. Он зевнул, решив не мыть сегодня посуду — ведь пришлось бы снова греть воду, греметь мисками… И запоздало сообразил, что лечь ему негде. Конечно, можно было сдвинуть вон тот громоздкий сундук и лавку, но они были грубо сколоченными, тяжелыми, и ему едва ли удалось бы справиться, да к тому же шуметь ему совершенно не хотелось. Поразмыслив еще немного, он понял, что смертельно устал и, не став церемониться, забрался под одеяло, под теплый бок спящего юноши, устраиваясь удобнее. Сейчас было тепло, но к утру угли в очаге окончательно дотлеют, и утренняя прохлада даст о себе знать, поэтому тепло следовало сохранить — с этой мыслью он придвинулся ближе к Тео, осторожно обвив рукой за талию и прижимая к себе теснее, уткнулся лбом ему между лопаток да так и заснул, успев только заметить невесть откуда взявшуюся тяжесть в ногах —  это кошка деликатно вспрыгнула на кровать, тоже решив устроиться со всем возможным комфортом…

Вусмерть умотавшись за день, лекарь благополучно проспал всю ночь, ровно нисколько не тревожась присутствием гостя в своей собственной постели, и уж тем более — невесомой тяжестью кошки, свернувшейся в ногах. Напротив, спалось ему необыкновенно уютно и спокойно, и он, совершенно не смущаясь во сне, обнимал Тео поперек груди, неосознанно касаясь жаркой ладонью, прижимая его к себе, согреваясь сам и щедро делясь теплом собственного тела.
Так бы он и проспал, пожалуй, еще часок-другой, с удовольствием нежась в утренней мирной неге, несмотря на яркие солнечные лучи, уже вовсю пронизывающие комнату. Но в какой-то момент неуютный холод под боком прокрался в его сон, и альв повернулся, неосознанно ища ускользнувшего из-под одеяла юношу. Рука нащупала лишь смятые простыни, и альв рывком вскочил, еще не до конца проснувшись. В голове мелькнула пугающая мысль — Тео попросту привиделся ему, как привиделся и весь вчерашний день, являя его нестабильному сознанию то ли далекое прошлое, то ли необозримое будущее, а то и вовсе событие, никогда не реализующееся. Такое иногда бывало, порядком пугая и весьма осложняя ему жизнь. Но вторая мысль была еще хуже — Тео в самом деле гостил у него, но его оскорбило такое бесцеремонное вторжение на предоставленное ему ложе, и он предпочел найти другое место для сна, а то и, чего доброго, вовсе уйти.
Но домыслы предсказателя оказались пустыми тревогами — Тео никуда не делся, и, судя по всему, никуда и не собирался. Облегченно улыбаясь, целитель сонно протер глаза.
— Доброе утро, Тео... возвращайся в тепло, еще слишком рано… — хриплым со сна голосом позвал он, приподнимая краешек одеяла (по утрам бывало еще прохладно, несмотря на то, что к полудню весеннее солнце уже окончательно прогревало воздух и с каждым днем грело все жарче). — Я ведь не помешаю тебе? — он чуть несмело улыбнулся, сонно нежась в уютном гнездышке из одеял и намереваясь предаться ленивой неге еще чуть подольше. — Как тебе спалось? Боль не тревожила ночью?
Потянувшись к Тео, он ласково дотронулся теплой мягкой ладонью до его щеки, затем погладил густые серебристые волосы, растрепавшиеся после сна, наслаждаясь ощущением тончайшего шелка под пальцами. С утра Тео казался особенно красив — солнечные лучи мягко очерчивали гармонию точеных черт, золотили светлую кожу, играли бликами на ресницах, очерчивая каждый волосок, и альвом владело странное желание не только любоваться им, но и касаться. Улыбаясь еще чуточку сонно, он рассеяно перебрал рассыпанные белоснежные пряди, провел пальцами вдоль его шеи, следуя за солнечным лучом, дерзко пролегшим по коже барда, задержался на ключицах, но дальше скользнуть не посмел.
— Ты очень красив, Тео… — бесхитростно сообщил он, все еще слегка хрипловато выдыхая слова, то ли не до конца отойдя ото сна, то ли из-за овладевшей им непривычной истомы. Под его пальцами словно бы оживал теплый мрамор скульптурных черт барда, и он искренне залюбовался юношей. А затем, все еще наполовину пребывая в сонной грезе, потянулся к нему и все-таки поцеловал — совсем легонько, только едва коснувшись губ. Сколь невинной ни была эта ласка, а все-таки она выдавала ту симпатию и то влечение, что все ярче расцветало в лекаре по отношению к его пациенту.
Пожалуй, и вправду можно было уже вставать — за окном вовсю пели утренние птицы, а воздух был так упоительно-свеж после вчерашнего дождя, что скоро от сонливости не осталось и следа, и целителя наполнила радость нового дня, не в последнюю очередь и оттого, что этот день (по крайней мере, часть его) он проведет с Тео.
Неторопливо потянувшись всем телом, не отдавая себе отчета, что утреннее солнце насквозь просвечивает его тонкий хитон, послуживший ночным одеянием, альв поднялся, улыбаясь новому дню и прислушиваясь к новым эмоциям, ощущениям и переживаниям, овладевшим душой и телом. Разобраться сходу в них было сложно, но все они были очень приятными.
Поставив греться воду для умывания, целитель убедился, что его подопечный идет на поправку:
— Вот видишь, я же говорил, что сон — лучшее лекарство, — засмеялся он, завершив осмотр вывиха и вновь бинтуя лодыжку барда. — Полагаю, сегодня тебе уже не потребуется строгий постельный режим, но все же будь осторожен. Я найду что-нибудь, чтобы ты мог опираться при ходьбе, для подстраховки к твоей магии.
Пожалуй, ему следовало бы настоять на полном покое для пациента еще хотя бы на день-два, но он чувствовал: Тео не из тех натур, кто будет сидеть в безделье, а потому и процесс окончательного выздоровления явно пойдет быстрее, если он не будет заставлять его сидеть неподвижно и маяться от скуки.
Погремев немного полуразвалившимися снастями, оставшимися от прошлого хозяина-рыбака и сложенных в углу, лекарь вытащил рукоять от старого сломанного весла, и решил, что за неимением лучшего это сойдет в качестве трости.
— Мне нужно будет сходить в деревню — навестить больных, принести нам еды… — предупредил он гостя, начиная укладывать в корзинку мази, отвары, порошки и прочие снадобья, отобранные для сегодняшнего визита в деревню. — Но я наверняка управлюсь быстро, ведь, по счастью, никто не болен слишком серьезно, и скоро вернусь. Весь день будет в нашем с тобой распоряжении. А пока будь как дома, — засмеялся он, обводя рукой свое жилище, — только лучше пока оставайся внутри: землю совсем размыло дождем, и как бы ты вновь не повредил ногу, поскользнувшись.

Отредактировано Талион (03.10.2021 18:42)

— Нет, Тео, тревожить сустав пока еще рано, — покачал головой лекарь, продолжая осторожно прощупывать лодыжку барда. — Когда срастаются поврежденные связки и сухожилия, сустав действительно становится гораздо менее подвижным, и потребуется вновь его разрабатывать, чтобы вернуть прежнюю гибкость. Но сейчас связки должны окрепнуть, прежде чем ты сможешь тренироваться. У тебя хорошая регенерация, но все же нужно подождать, — говоря так, целитель неосознанно вел кончиками пальцев по изящному своду стопы своего подопечного, то ли проверяя, как легли бинты, то ли просто даря несмелую ласку. — Но я вовсе не призываю тебя сидеть без дела, — засмеялся он, — конечно, я буду рад, если ты мне поможешь: дел всегда невпроворот.
Осторожно придержав Тео за талию, лекарь проследил, как тот держится на ногах, убедился, что его подопечный вполне способен передвигаться при помощи магии и трости, засмеялся, радуясь успехам, и чуть крепче обнял его, на миг прижавшись щекой. Ему совершенно отчаянно вновь захотелось поцеловать барда, но гадатель все-таки удержался — сейчас было не время, сонная утренняя нега развеялась, и наступающий день принес с собой новые хлопоты, требующие немедленного внимания. Может быть, позже Тео еще подарит ему поцелуй…
Какая-то часть его сознания пугалась этого желания, ведь по зрелому размышлению ему вовсе не следовало так увлекаться своим гостем — Тео был его пациентом, а значит, как только он окончательно поправится, то уйдет, как уходили все его подопечные — исцеленные, отдохнувшие, умиротворенные, и, как и они, он тоже пойдет дальше своим путем. Даже кошка — и та уйдет, ведь она вовсе не была домашней, а лишь забежала переждать непогоду, погреться, да поесть…
Может, Тео и будет помнить с благодарностью лекаря-изгнанника, а может, позабудет об этих мирных днях покоя в череде ярких жизненных событий. А вот то, что сам альв опрометчиво допустил в сердце эту привязанность слишком глубоко — становилось очевидно даже ему самому. Но разве найдется место зрелым размышлениям там, где вступало в свои права нежное и одновременно жаркое влечение сердца?.. Ведь коготок уже увяз, а значит — всей птичке суждено пропасть… 
Стараясь не думать о том, куда заведет его это новое чувство, целитель просто отдался его течению, наслаждаясь теми моментами, когда пересекались их взгляды, прикосновением рук и теплыми улыбками, что дарил ему Тео. С появлением вчерашних нежданных гостей в его доме ветхая лачуга преобразилась и стала на удивление уютной.
Звонко расхохотавшись в ответ на реплику Тео, альв заверил его:
— Твое заточение продлится совсем недолго. Завтра-послезавтра земля окончательно просохнет, и мы сможем выбраться на прогулку неподалеку… — Тряхнув головой и отгоняя мечтательную грезу, альв указал Тео на стопку его одежды у кровати:
— Твоя одежда полностью высохла, так что можешь одеться в нее, а хочешь — выбери что-нибудь из моих вещей. Твое шелковое кимоно очень нарядное, — он благоговейно провел рукой по узорчатой ткани, — так что, может, тебе лучше поберечь его, а для домашнего обихода взять что-нибудь другое, попроще?
Показав ему сундук с одеждой, травник повел гостя вглубь хижины, наклоняя голову, чтобы не задеть развешанные сушиться тут и там пучки трав, и показывая ему свои нехитрые владения:
— Конечно, Тео, я буду совсем не против, если ты что-нибудь приготовишь, и уж конечно я буду очень рад, если к моему приходу будет готов горячий чай, — он улыбнулся чуточку смущенно, — только у меня совсем мало запасов, мне больше ни к чему, ведь живу я здесь совсем один, и раньше едва ли кто-то заглядывал ко мне в гости просто на чашку чая… Вот немного круп и муки, а вот — душистые травы, специи, все, что найдешь — в полном твоем распоряжении, — альв показал на опрятно перевязанные бечевкой пучки трав, помеченные ярлычками и аккуратно подписанные. Большинство трав были целебными, но было много и тех, которые сгодились бы для травяного чая. Глиняные плошки, чашечки, мерные ложечки, ступки и пестики, воронки, ситечки, мензурки, чайнички и тигели для заваривания и настаивания отваров и прочие приспособления занимали большую часть стола, оставшееся же пространство было занято еще не подготовленными ингредиентами, ожидающими обработки.
— А если захочешь помочь, то можешь разобрать вот эти травы — смотри, надо просто взять несколько стеблей и связать их бечевкой, вот так… — альв показал, какой должен быть пучок, и как именно перевязывать его. — А еще… ох, Тео, работы много… — гадатель засмеялся, беря руки Тео в свои, заглянул ему в глаза, затем серьезно добавил, — Но я не вовсе не хочу, чтобы ты полагал, что чем-то мне обязан. Тебе вовсе не обязательно платить работой за мое гостеприимство. Это — мой труд, и я справлюсь с ним. Может, лучше отдохнешь сегодня?
В качестве завтрака разделив оставшееся в кувшине молоко на троих (по стакану им двоим, и блюдечко — кошке), целитель закончил собирать корзину с лекарскими запасами и прихватил свой латаный-перелатаный ветхий плащ.
— Я скоро вернусь, Тео, — пообещал он, — Только… — гадатель внезапно вернулся от двери, за ручку которой уже взялся, собираясь уходить, и порывисто, неловко обнял барда, отчаянно смущаясь, с неожиданным жаром (который вовсе не приличествовал лекарю) прильнул к нему и тревожно заглянул в глаза, — только пообещай мне, что никуда не исчезнешь… — альву вдруг вспомнилась их первая встреча на том безлюдном острове и то, как исчез тогда Тео, и непонятная тоска разом сжала сердце. Что если и сейчас он исчезнет, словно прекрасное, но нереальное видение?..

— Я ем и рыбу, и мясо, когда доведется, — ответил альв на вопрос Тео. — В основном мое пропитание составляет то, что дают мне жители деревни в качестве платы. Если бы я был слишком привередлив, мне, пожалуй, пришлось бы здесь протянуть ноги с голоду, ведь это рыбацкая деревушка, — рассмеялся он, очень заинтригованный, однако, тем, что Тео сказал про охоту и добычу.
У крестьян часто попросту не было денег, но никто не мог бы упрекнуть их в неблагодарности — уж что-что, а обеспечить целителя едой и необходимыми бытовыми мелочами они могли всегда, поэтому голодать лекарю не приходилось, хоть он и не охотился сам.
Уходить совершенно не хотелось, но Тео пообещал, что дождется его, и гадатель, несколько успокоенный, выдохнул, прижавшись лбом к плечу Тео. Дыхание юноши мягко щекотало ему макушку, и ощущения эти вызывали легкую дрожь, пробежавшую по всему телу до кончиков пальцев, согревая и волнуя его. Альв робко коснулся волос барда, запутался пальцами в прядях, на миг прильнув крепче, неловко повернул голову и так же неловко дотронулся до его щеки сухими горячими губами.
— Я рад этому, Тео, — вымолвил он, отчаянно вспыхнув румянцем и все же размыкая объятия.
Ему и вправду следовало торопиться, ведь ничто не должно отвлекать лекаря от его прямых обязательств, как бы ему ни хотелось остаться. Забрав корзину, он направился прочь. Кошка, дочиста вылизав блюдце с молоком, потерлась об его ноги, видимо, благодаря за ночлег и еду, и выскользнула за дверь, гордо подняв хвост и направилась по своим делам. Возможно, тоже пошла на охоту — подумалось лекарю. Или еще по каким-то неведомым, но важным кошачьим делам…
— Может, еще вернется… — пробормотал про себя альв чуть огорченно. Он ухитрился привязаться к пушистой гостье за ее ласковость и неприхотливость.
В деревеньке дел у него оказалось действительно немного — занести мазь от ожогов кузнецу, посетить одну большую семью с детьми от мала до велика — все как один с мелкими травмами: у кого в кровь разбита коленка, кто оказался с царапинами и ушибами, а кто подхватил простуду, однако, ничего серьезного, по счастью, ни с кем не приключилось. Пожалуй, в другой день он с удовольствием остался бы повозиться с малышами чуть подольше, но сегодня не стал задерживаться. Напоследок навестив почтенную пожилую вдову, страдающую от постоянных болей в суставах и прочих хворей, свойственных этому возрасту, терпеливо и сочувственно выслушал все ее пространные жалобы, оставил ей лекарства, как мог наладил своей магией работу организма. Хоть она и была в весьма преклонном возрасте, но была крепкой и выносливой, и лекарь про себя подозревал, что ее не столько донимают недуги, сколько ей просто хочется немного внимания. Вылечить ее он все равно не мог, разве что лишь чуточку облегчить проявления некоторых болезней, а вот забежать на минуту-другую, просто чтобы навестить, старался всякий раз. В благодарность почтенная женщина всегда угощала его чем-нибудь, а уж готовила она отменно. Вот и сейчас ему достался солидный кусок пирога с рыбой, судя по аромату — совершенно бесподобный. Пирог не успел еще остыть, и если Тео приготовит к его возвращению ароматный чай, то будет у них роскошная трапеза… Мысли лекаря моментально устремились к оставленному домику и он, не став больше медлить, распрощался с хозяйкой, пообещав, что обязательно зайдет на днях и принесет еще мази от подагры, поблагодарил за щедрое угощение и поспешил домой, перед этим заглянув еще к лавочнику и купив недостающих продуктов и кое-каких мелочей. Корзинка с лекарствами, которые он раздал своим подопечным, теперь была полна припасов — только что испеченный хлеб, свежее молоко, немного яиц, несколько ломтиков сыра… А на самом дне притаилась глиняная бутыль с вином.
Никогда еще ему не хотелось так поскорее вернуться, никогда еще не звало его сердце в ветхое обиталище, к которому и слово "дом" не слишком-то подходило. Однако сейчас ему казалось, что спешит он именно домой, туда, где его ждут и куда рад вернуться он сам.
Подойдя к лачуге, он обнаружил, что давешняя кошка уже поджидает его на крылечке.
— Я вернулся, Тео, — позвал лекарь, впуская пушистую гостью и входя сам. — У меня хорошие новости для тебя: мне удалось достать струны для твоей гитары, — поспешил он обрадовать барда.

Едва переступив порог своего обиталища, альв тут же уловил аппетитный и такой домашний аромат готовящейся еды и свежезаваренного чая. Это сразу наполнило его сердце теплом, и он улыбнулся — так приятно было возвратиться не в пустую хижину, а в уютный дом, где его ожидали и, несомненно, рады были видеть. Улыбаясь, он поспешил к Тео, краем сознания отмечая, что успел просто ужасно соскучиться по своему гостю. К тому же ему было очень приятно, что Тео действительно ждал его, да еще и приготовил для него еду и помог с прочими делами. Едва ли о нем когда-то так заботились, кроме разве что далекого-далекого детства, когда он жил у своей наставницы-знахарки, и когда он еще не знал и не понимал, что изгнанники не имеют права на заботу и сочувствие…
Теплые воспоминания детства окутали его, словно перенеся во времени в те беззаботные, навеки ушедшие времена, и травник чуточку отрешенно улыбнулся Тео, благодаря того за заботу, дотронулся до его руки, осторожно погладив ладонь и чуть сжав пальцы.
— Спасибо, Тео. Я действительно порядком проголодался за утро…
Вытащив бережно завернутые в тряпицу смотанные струны, он протянул их барду:
— А вот что мне удалось раздобыть. Знаешь, когда я стал спрашивать насчет струн, местные жители заинтересовались — для кого это, и выразили надежду как-нибудь послушать странствующего музыканта. Когда ты окончательно поправишься, сходим в деревеньку? Я уверен, селяне очень обрадуются, и у них наверняка найдется чем заплатить — ведь скоро будет весенняя ярмарка, а значит, и праздник… Сейчас дела в деревеньке идут вполне неплохо, — продолжал он, отвечая на вопрос Тео и рассказывая о своем походе, заодно и о поселении и о местных жителях, — эта зима везде была тяжелой, но сейчас, с приходом тепла, когда светит солнце и так упоительно поют птицы, кажется, что все это было лишь дурным сном… Вести, что доходят сюда, в основном спокойные и радостные, так что тревожиться не о чем. Хотя, признаться, все известия обычно немного запаздывают, ведь доставляют их в основном те, кто едет мимо из городов…  Работы для меня сейчас не так много: хвала богам, большинство моих подопечных идет на поправку, так что на сегодня я совершенно свободен…
Разобрав корзину с припасами, он выложил на стол снедь к обеду и разлил по чашкам ароматный горячий чай. Наконец, закончив с хлопотами, он присел на лавку рядом с Тео, с удовольствием придвигая свою порцию ароматной горячей каши и берясь за ложку. Он проголодался за время своих утренних хлопот и дел и теперь с удовольствием приступил к еде. Каша была очень вкусной, травяной чай — бодрящим, а компания — весьма и весьма приятной, и вскоре целитель мог с уверенностью утверждать, что жизнь (по крайней мере, на данный момент) удалась. Облизнув ложку, он отодвинул опустевшую миску и принялся резать для них пирог к чаю.
— Тео, ты ведь, должно быть, все утро на ногах — ты успел столько всего сделать, — целитель покачал головой, замечая утомленный вид своего гостя и поэтому стремясь положить ему кусок побольше, надеясь, что хотя бы вкусная сытная еда подкрепит его силы. — Тебе нужно хорошо питаться, тогда процесс заживления пойдет куда быстрее. И, раз уж ты явно нарушал мои предписания и совсем не давал себе покоя, остаток дня я буду внимательно следить, чтобы ты хорошенько отдохнул, — в притворной строгости сдвинув брови, заявил он. — Ты так хорошо помог мне со всей запланированной на день работой, что я тоже могу сегодня отдыхать, — благодарно улыбнулся целитель, глядя на тщательно перевязанные пучки стебельков, разобрать которые помог Тео. — Но, скажи мне, как твоя нога? — встревожился лекарь. — Не слишком ли ты сильно натрудил ее за утро? Не нужно ли тебе утоляющего боль снадобья? Хочешь, приляг отдохнуть, а я разотру сустав разогревающей мазью? А хочешь, к вечеру согрею воды, и тогда ты сможешь искупаться? Я бы помог тебе… если, конечно, ты захочешь... После такого ливня все бочки у дома полны, так что не придется носить воду от колодца. От дождевой воды волосы всегда становятся такие мягкие… — чуточку смущаясь невесть чего, предложил альв, наклонившись чуть ближе и робко погладив пальцами красиво переплетенную косу Тео. — Я бы помог тебе их промыть… Но, если ты сегодня устал, можем отложить купание на завтра-послезавтра, а сегодня будем отдыхать. Что скажешь, Тео? Ох, тебе, должно быть, нужно заменить струны?.. — альв спохватился, осознав, что склонился совсем близко, прильнув к плечу барда, и густо залился краской, но отодвигаться не спешил.

Отредактировано Талион (27.01.2022 18:59)

Еда была вкусной, компания — очаровательной, а беседа текла непринужденно и плавно и прерывалась лишь мяуканьем пушистой гостьи, когда та потребовала еще еды. Налив кошке молока и отдав оставшийся кусок рыбы, целитель погладил ее и пробормотал рассеяно:
— Раз уж ты надумала остаться, надо тебя как-то назвать… Может, назовем ее Удачей, как считаешь, Тео? — засмеялся он, выбирая репьи и свалявшиеся комки шерсти из ее шкурки. — Говорят, трехцветные кошки приносят в дом удачу… Тебе нравится? — обратился он на этот раз к кошке. Та мурлыкнула в ответ, то ли соглашаясь, то ли давая понять, что ей все равно, и гордо вскинув хвост, отправилась спать у очага. Она вела себя и впрямь точь-в-точь как ее тезка-Фортуна, нагрянув и вовсе неожиданно, приходя и уходя когда вздумается, поворачиваясь то умильной мордочкой, то демонстрируя свой пушистый… хвост.
— Признаться, мне вовсе неизвестно, как празднуют приход весны в этих краях, — альв виновато развел руками, возвращаясь к разговору о празднике, — и, к тому же, я не знаком с обычаями людей. Когда я жил в храме, мы украшали обитель цветущими ветками яблонь и яркими лентами, пекли овсяные и ячменные лепешки, чтобы раздать угощение прихожанам, жгли терпкие благовония, от которых кружилась голова, но считалось, что они помогают концентрироваться при медитациях… В поселении неподалеку устраивалось куда более захватывающее празднество, но мне удавалось увидеть его лишь краем глаза, ведь если и случалось выбраться в город, то лишь по поручениям настоятеля… — изгнанник вздохнул, вспоминая, как хотелось ему тогда присоединиться к веселящимся и танцующим жителям, но не хватало смелости. Впрочем, в этот раз у него был шанс наверстать упущенное. А уже если Тео согласится составить ему компанию… Мечтательно задумавшись, он неопределенно повел рукой, считая, что беспокоиться о незнании местных обычаев нечего: — Полагаю, мы все сможем увидеть своими глазами, если решим принять участие…
Слегка смутившись от слов своего гостя, вернее сказать, от интонации, с которой они были сказаны, целитель пробормотал:
— Конечно же, я помогу тебе вымыться, только согрею воды, а ты мог бы помочь мне своей магией перенести ведра… — взгляд его невольно задержался на улыбающихся губах юноши, склонившегося так близко, и альв тут же сбился с мысли, залившись румянцем до самых кончиков ушей, но не отстранился. Поколебавшись ровно секунду и решив, что вода и посуда могут подождать, он чуть неуверенно качнулся вперед, прикрывая глаза и неловко дотрагиваясь до призывно полуоткрытых губ Тео…
Поначалу он лишь подставлял губы, запрокинув голову, закрыв глаза и робко ожидая поцелуев, но вскоре начал несмело отвечать барду, и даже обвил руками его шею, притягивая ближе. Подняв совершенно осоловелые от восторга глаза, он засмеялся и, уткнулся в плечо Тео, пряча пылающее румянцем лицо, ластясь и украдкой касаясь губами гибкой шеи юноши над воротом кимоно. В конце концов совладав со смущением, гадатель вновь приподнял голову, ища мягкие губы барда, и затрепетал невольно, когда они вновь соединились в поцелуе…
Вечер уже окрасил горизонт алым светом заката, когда потерявший счет времени альв все же вспомнил о своем намерении согреть воду. Прерываться совершенно не хотелось, и он еще некоторое время посидел вот так, в наступающих сумерках, не отводя от своего гостя восторженного взгляда и продолжая несмело держать его в объятиях, а затем с сожалением разомкнул руки.
Выполняя свое намерение проверить, как заживает травма гостя, целитель соскользнул со скамьи, становясь на колени, и отчего-то это движение вышло неожиданно волнующим и чувственным, и лицо вновь обжег румянец, а дыхание сбилось... Смутившись и прикрыв глаза, стараясь сосредоточиться на своем занятии, альв размотал бинты и осторожно провел чуткими пальцами по лодыжке юноши, прощупывая сустав и убеждаясь, что отек прошел.
— Все заживает хорошо… — смущенно пробормотал он, — я не стану накладывать повязку сегодня, но будь осторожен, чтобы не повредить сустав вновь…
Не удержавшись, он несмело коснулся шелковой ткани кимоно, едва ощутимо провел пальцами от колена юноши к бедру, следуя за причудливыми узорами. Эти простые касания вновь взволновали его, и не поднимаясь, альв снова потянулся к барду, ища поцелуя…

Отредактировано Талион (30.09.2022 17:59)