Солнечные лучи ещё едва пробивались через перекрестья низких хибар, разбиваясь о тёмные гроздья покрытых инеем головешек, когда сквозь морозный туман прорезью взвилась яркая лента, точно молния, рассекая невидимое пространство и ширясь до размеров парадной двери. Пульсирующая тёмная воронка была видна за версту, в воздухе повис неприятный запах серы. Аккурат на припорошенную снегом деревяшку из портала опустилась незваная гостья, лица которой нельзя было разглядеть под тенью широкого капюшона. Тотчас мощный порыв ветра свистом заглушил магический рокот, неприятно обжег лицо и едва не повалил путницу навзничь с её шаткой опоры. Она неловко подалась вбок и осмотрелась. Ещё мгновение под заунывным ветром трепетали мелкие сбитые щепки, а потом неподвижно замерли. Шероховатые искристые сугробы, наперекос вздыбленные деревянными обломками, опоясали старое пепелище, нависли плотными снежными барханами на подгнивших брёвнах, а местами ввалились в подпол, слившись с сажей. В дальнем конце пепелища валялась грузной кучей трухлявая древесина, чуть поодаль – несколько загнанных в сугроб по рукоять лопат. За спиной чародейки, вплоть до охладелого отлога пред каменным крыльцом, пролегла косая тень от возвышавшегося дымохода – последнего напоминания о доме Фланта Боргейна, светлейшего ума на многие мили болотистых окрестий. Невзрачная труба из грубо отёсанного камня стала средоточием образа былого уюта, память о котором за давностью хоть и поблёкла, но не исчезла полностью: некоторые зимние вечера в юности путнице доводилось коротать у камина, пока наставник, заручившись помощью умудрённого опытом Фланта, корпел над очередной магической безделицей; только теперь всё было иначе. Шанса опасливо сместила правую ногу в сторону, избегая опираться на доску, боковина которой прогнулась под мыском сапога, и подалась вперёд, наугад шаря ногой под снежным настилом, пока не провалилась по самое колено. От неожиданности она не успела даже испугаться, лишь ухватилась за торчавшую на уровне груди обугленную перекладину, вероятно, уцелевшую часть лестничного каркаса. Старая деревяшка причудливо встопорщилась от влаги, но оказалась весьма крепка, чтобы выдержать гостью. Женщина дерзнула вскарабкаться по ней на ближайший уступ, чуть покатый от толщи льда, и удачно выбралась на крыльцо, в последний момент обнаружив, как натянулась ткань сумки, уцепившись за кривой гвоздь в обугленном дверном косяке. Шанса нахмурилась, сняла край сумки и стряхнула с неё ворох снега. Такой же ворох тревожных мыслей засел в её голове, озадачивая и несколько нервируя.
Для непредвиденных зимних прогулок, по-видимому, Шанса была не готова: под открытым воротом подбитого мехом жакета проглядывала тонкая шемизетка и рукава бархатного кафтанчика, от одного взгляда на которые по спине пробегал холодок. Кроме того, каблуки неприятно вязли в снегу, как в грязи. Незадолго до этого, покидая в очередной раз владения наставника, она куда больше беспокоилась о том, найдутся ли в мастерской Фланта необходимые ингредиенты для воплощения былых задумок учителя, чем о возможности оказаться в стужу на пепелище в непригодной одежде.
Узкой тропой женщина добрела в полутьме до широкой расчищенной улицы, по краям которой ютились невзрачные лачуги с низкими заборами и узкими крылечками. Домишки раскинулись поодаль друг от друга, но мерно, как вела дорога, теснились и разрастались. С ними ширилась и дорога, которая, удаляясь на запад, вывела её к перекрёстку, где ещё была надежда застать бодрствующих хозяев: в окне дома на углу виднелся тусклый свет. От холода Шанса не заметила, как прытко бросилась к незнакомой двери.
– Кто таков?
Хозяин, крепко сложенный вульфар на два локтя выше гостьи, имел поистине львиный голос. Он басил из-за закрытой двери, но слышно его было также хорошо, как если бы он выл над ухом. Шанса потирала продрогшие ладони и старалась быть как можно более любезна, приветствуя хозяина, лица которого не могла видеть, однако всё её старания заглушались порывистым ветром и толстой древесиной перед носом. Тогда дверь на мгновение приоткрыли, вероятно, чтобы самостоятельно взглянуть на гостя: вид чёрной фигуры не вызвал ни толики доверия, дверь тотчас постарались захлопнуть. Шанса удачно выставила ладонь, резким хлопком сбив с края дверной резьбы горсть мокрого снега. Ни секундой позже в узком дверном проёме показалась почти пунцовая физиономия – не то от гнева, не то от хмеля, – хозяин явно не пылал гостеприимством, как и Шанса вежливостью. Ещё секундой позже дверь распахнулась настежь.
– Ишь, неугомонный! Иди, убирайся отседа, тебе говорю! – хозяин закатал один рукав светлой рубахи, расставил руки в боки, что против света казались не в пример раздутыми, и грудью загородил добрую часть проёма.
– Я ищу Фланта Боргейна, – как можно спокойнее повторила Шанса, – и если «отседа» за ним придётся убраться, так покажи, в каком направлении, я ждать не заставлю.
Вульфар удивлённо выгнул бровь, чуть ослабил плечи и протяжно почесал затылок, будто вовсе не замечал пробиравших до костей порывов ветра. На этот раз он окинул её изучающим взглядом с ног до головы, даже пригнулся, чтобы заглянуть под капюшон, и резко переменил гнев на милость.
– Да ты продрогла поди, краса! – он едва уместил громоздкие ладони на её плечи и шутливо встряхнул, чуть было не сложив чародейку пополам. – Ну, не стой на пороге, проходи в дом, а вот это, держи, накинь на плечи, а то тюль твоя и от чиха не укроет.
Он довольно гоготнул, со второго этажа сиюминутно послышался глухой стук – домашние не разделяли его веселья в столь ранний час. Мужчина воздел виноватый взгляд к потолку, точно из-за перекладин кулаком ему пригрозила жена, а после обратился к гостье, глядя, как охотно она кутается в тёплую шерстяную накидку:
– Жжёный Борги твой одурел, как дом его сгорел со всем добром. Говаривали, там и внучата были, вот горечь его по кумполу и шарахнула. Несёт всякую околесицу, ты бы слышала!
Собственная чёрствость кольнула мужчину погодя, и он, опомнившись, пробубнил извинения, да только Шанса в лице не изменилась – либо чужая беда её совсем не трогала, либо до того она замёрзла, что на лице застыла безразличная гримаса. За короткой сумятицей он упомянул старую корчму, где теперь обживался Борги, название которой буквально пропел по слогам, так сердечно её любил. Шанса торопливо уточнила, ведёт ли к корчме дорога, которой она вышла к его дому, намереваясь прервать поток ностальгических воспоминаний и услышать краткое «да», чтобы уйти прочь, но хозяин уже накидывал на плечи потёртую крутку и влезал в сапоги.
К корчме он вёл её извилистой короткой тропкой, огибающей чужие дворики, коротая путь рассказами о приступах безумства старика и нелёгких временах для селения: сказки разной степени паршивости осели здесь с наступлением зимы. «Гребень» в тусклом разлитом свете нисколько не отличался от дюжины ближайших лачуг, лишь с поворота Шанса разглядела занесённую снегом вывеску, а под ней – мальчишку с лопатой, расчищавшего дорогу к крыльцу. Юнец, порозовевший на морозе, обменялся с вульфаром приветствием, кратко глянул на его спутницу и вновь принялся за работу. Уже за порогом постоялого двора Шанса любезно вернула накидку вульфару, который, впрочем, не спешил расставаться, а вместо этого самостоятельно осведомился у хозяев о проживающем безумном старике и сопроводил чародейку до искомой двери на жилом этаже. Однако следом в комнату не вошёл.
У изножья кровати виднелась сгорбленная фигура седовласого Борги. Сухим бурмисом он навис над бревенчатым полом, стиснув предплечья огрубевшими худыми ладонями. От былой благородности у старика не осталось даже имени, лишь жёсткая седина. Она опустилась подле него на колени и заглянула ему в глаза, желая проверить, как он воспримет её появление, – и Флант, вопреки тяготевшим сомнениям, принял изумлённый вид. Его крючковатые сухие пальцы осторожно коснулись лица чародейки, а во взгляде широко распахнутых глаз на смену радости явились притупленные горечь и страх. «Зарничка моя», - воскликнул он дрожащим голосом и подался вперёд, вглядываясь в забытые черты. Шанса мягко, словно фарфоровые, взяла его руки в свои, чуть сжала и кивнула. Она ясно видела, как тяготило его отчаяние, и ей было, несомненно, жаль, что Флант оказался в столь бедственном положении, однако к ситуации в целом она относилась холодно, поскольку не имела возможности её исправить. В её руках Борги обмяк и сник, как побитый щенок, позволив гостье всецело распорядиться остатками его воли: с одной стороны, Шанса верила, что унаследовала от наставника некоторые обязательства, с другой – «зарничка» не была настолько близка с Флантом, чтобы брать на себя заботу о нём. Одно было ясно: остаться в стороне Шанса не могла. Опустив его ладони на колени, она ловко достала из сумки увесистую рукопись в жёстком кожаном футляре и вручила её старику. Его незаданный вопрос тут же получил ответ: рукопись мастера была последней из обещанных Фланту работ. Бесчисленные алхимические таинства, разгаданные путём кропотливого труда, когда-то шли в ход именно благодаря проворности безумного старика.
– Отправляйся к дому у озера. Продолжи дело, которое вы когда-то начали, – решительно и твёрдо настояла Шанса отнюдь не голоском певчей птички, – и тогда ты всегда сможешь рассчитывать на мою поддержку.
Она поднялась с колен, сокрыв в тени старого волка. Борги, убеждённый, что в минуту горя его слабость могла стать оправданной ношей на чужих плечах, неприкрыто выразил детскую обиду хмурой гримасой, но уверенный вид чародейки позволил ему быстро уяснить: Шанса была не из тех, кто предлагает дважды. Тотчас на его лице показалось столь несвойственное выражение решимости. Он стиснул края футляра, податливо кивнул. Попрощавшись, гостья покинула убогую комнату в конце коридора и вышла к лестнице, где её всё ещё ждал высокий вульфар – хозяин домика у перекрёстка.
– Уж не серчай, краса, что так грубо встретил, – он робко смял шапку озябшими руками и расплылся в неловкой улыбке, – не чаял встретить спозаранку, тут ночами одни забулдыги да падаль всякая шастает, а ещё эти сказки о всадниках, слыхала, небось?
Шанса была готова предостеречь хозяина впредь не закрывать дверь перед её носом, но задуманная грубость смягчилась прикосновением мягкой накидки, опустившейся на плечи. Вульфар неумело перевязал тёмную ленточку в накидке тонким узелком под горжеткой. От чародейки пахло чем-то сладким, терпким, – он застыл перед ней, упустив миг, когда Шанса ускользнула из его рук, юркнув на ступени широкой лестницы.
За окном завывала метель, изжелта-бледный свет полуденного солнца едва пробивался из-за туч. В корчме собирался люд: пара местных пьяниц, пара любопытных путников и девиц, не отягощенных моральными скрепами, а с ними шустрые хозяева, в столь ранний час озадаченные ворохом дел. Поодаль, в свете камина, облаченный в крепкую кожу и перевязь стальных клинков, сидел, пожалуй, самый важный гость, чьего имени никто не знал. Никто, кроме неё.
