Занявшись своей пациенткой, целитель перестал обращать внимание на остальных, присутствующих в комнате. По его личному мнению, виконту делать тут больше было совершенно нечего — он уже рассказал все, что знал, а теперь разве что хотел убедиться, что симптомы действительно те самые?.. Слуга тоже уже выполнил все распоряжения, принеся все требуемое, и травник кивнул ему, показывая, что больше от него ничего не нужно, намереваясь ненавязчиво выпроводить посторонних, включая виконта, чтобы они не тревожили и без того находящуюся в не лучшем состоянии служанку. Он вслушался в бессвязное бормотание больной, но, судя по всему, это действительно был лишь горячечный бред, и получить какую-либо полезную информацию от девушки едва ли удастся. Проверив отвар, кипящий на очаге, и помешав его деревянной ложкой, он занялся компрессами. Даже если не было известно лечение, долгом лекаря все равно было облегчение страданий несчастной, и сейчас в его силах было лишь попытаться сбить жар.
— Не следует тебе тут быть, Ольшин, — обернувшись и на миг отвлекшись от своего занятия, негромко сказал он молодому аристократу, — это может быть опасно…
Альв не успел договорить, как его прервали торопливые шаги в коридоре. Неодобрительно хмуря брови в ответ на нежданное вторжение гонца, он все же протянул визитеру стакан воды — бедолага явно задыхался от спешки, и предоставил Ольшину разбираться с донесениями, терпеливо дожидаясь, когда, наконец, суматоха и шум прекратятся, и все разойдутся. Гонец, однако, его неодобрительный взгляд предпочел проигнорировать, громко докладывая Ольшину о положении дел.
— Господин Ольшин, не мог бы ты все-таки… — снова робко начал целитель, осторожно подбирая слова и стараясь как можно мягче выпроводить посторонних прочь из комнаты, которая теперь больше напоминала штаб по планированию военных действий — виконту зачем-то понадобилась еще и карта местности. Договорить ему снова не удалось — юный граф зачем-то сунул ему в руки стопку бумаг с отчетами. Растерявшийся целитель автоматически взял их, не понимая, что он него требуется, ведь ему следовало заниматься больной, а не вникать в гору отчетов — для этого у виконта наверняка есть помощники, секретари... Вдохнув поглубже, чтобы на этот раз все-таки обрушить гневную отповедь на головы тех, кто нарушает покой его пациентки, он зацепился краем взгляда за строчки из отчета. Информация оказалась довольно полезной — лекари описывали различные попытки лечения и применяемые средства, беда была лишь в том, что ничего из этого, как видно, не помогало, и в лучшем случае могло лишь чуть облегчить состояние больных. С ужасом вчитываясь в строчки о количестве смертей, целитель все больше темнел взглядом.
— Ольшин, немедленно прикажи своим людям уйти отсюда, — тихо, чтобы не услышали слуги, и не началась паника, сказал он виконту. — Болезнь пока еще в той стадии, когда она не опасна для окружающих, но это лишь вопрос времени. Видишь? — травник указал на место в отчете, где говорилось о стадиях течения болезни. — Вон! Уходите, — обращаясь к гонцу и слугам, альв решительно махнул рукой в сторону двери. — Вы тревожите больную, а ей необходим отдых и покой…
На вопрос Ольшина он лишь покачал головой:
— Боюсь, больше я ничего не могу сделать… Разве что удастся хоть немного сбить жар, это даст ей еще немного времени… Уходи, Ольшин, тебе действительно не следует так рисковать. — Сам же целитель собирался оставаться с больной, сколько потребуется, и хоть как-то облегчить ее участь. — Ты хотел изучить отчеты и карту? Я приду к тебе, когда… когда смогу.

Отредактировано Талион (02.10.2020 20:37)

Бросок на результат лечения служанки
[dice=5808-1936-26]

— Если мне что-то удастся узнать, я сообщу тебе в первую очередь, господин Ольшин. А пока — я сделаю все, что в моих силах. Доверимся судьбе и светлому Табири…
Проводив юного графа взглядом, целитель вздохнул и вернулся к своей пациентке. Той, видимо, становилось лишь хуже — жар не спадал. Такого жара человеку долго не выдержать — кровь буквально вскипит, свернется, перекрывая тончайшие ниточки сосудов, живительная влага перестанет питать мозг, а может, первым не выдержит сердце…
Девушка сгорала, таяла буквально на глазах. Ни целебные зелья, ни компрессы не помогали. Какое-то время он еще пытался из принесенных ингредиентов составить более подходящий эликсир, пользуясь сведениями из отчетов, но, вероятно, течение болезни всякий раз проходило по-разному, и то, что помогло в одном случае, могло оказаться совершенно бесполезным в другом. Так вышло и теперь — неизученная хворь была слишком коварной, все усилия лекаря были напрасны, и следовало признать, что эту битву он проиграл. Как часто приходилось жрецам и целителям отступать перед извечным своим противником — смертью! Ашхаи собирал свою дань без жалости и сострадания, не торгуясь.
Оставив бесплодные попытки, альв просто сел рядом, промокая лоб умирающей прохладной тряпицей и держа ее за руку. Он не мог ей помочь, но долг лекаря, пожалуй, самый главный долг, был еще не выполнен. Проводить душу в последний путь, позволить ей легко покинуть измученное болезнью тело, утишить страх и боль — вот что следовало сделать теперь. Используя свою магию и осторожно коснувшись пылающего в агонии сознания несчастной, целитель закрыл его от накатывающих волн боли. Сознание девушки постепенно угасало, но какая-то часть ее рассудка все еще осознавала, чувствовала все. Мягким ментальным воздействием он постарался успокоить ее: "Скоро боль пройдет. Не бойся. Я буду с тобой до конца". Крохотный огонек угасающего сознания, трепетавший, как пламя на сильном ветру, постепенно затих, успокоился, мерцая ровно, но уже едва различимо. Конец был близок, но теперь это будет легкая смерть.
Девичья ладонь, безвольно лежащая в его руке, дрогнула, хриплый вздох оборвался — страдания несчастной закончились.
— Пусть твоя душа найдет покой в саду Ашхаи… — лекарь осторожно высвободил руку из сведенных последней судорогой пальцев умершей и мягким касанием закрыл девушке веки. Побыв рядом еще немного, он все же поднялся, и, едва различая дорогу перед собой, направился в кабинет к юному графу — следовало немедленно сообщить ему обо всем, какими бы печальными не были вести.
— Она умерла, Ольшин, — травник тяжело опустился на стул, обреченно уронив руки. — Я ничего не мог сделать… — слова давались с трудом, и в подробности ему вдаваться совершенно не хотелось, но он не позволил эмоциям взять верх и уже более твердо произнес:
— Пусть несчастную предадут земле как можно скорее. И сожгут простыни и полотенца. Распорядись, чтобы к телу не допускали никого постороннего, даже ее родных и друзей —  возможно, так нам удастся сдержать распространение заразы. Это жестоко — не дать проститься с умершей, но, боюсь, это необходимая мера. — Он умолк, устало опустив голову, но для скорби не было времени. — Удалось ли тебе узнать что-то еще, что может пролить свет на этот недуг? Нам следует подготовиться, боюсь, это лишь первая жертва…

Отредактировано Талион (25.10.2020 15:53)

— Не нужно беспокоить слуг… — пробормотал альв, все еще слишком погруженный в свои мысли и переживания по поводу такой быстрой и ужасной смерти своей подопечной. — Я сам заварю чай…
Лучше было заняться хоть чем-то, чем сидеть без дела, осознавая собственную беспомощность перед незримым врагом. И пусть даже это дело будет не таким важным, как изготовление чудодейственного лекарства, но хотя бы привычная работа с травами успокоит и поможет очистить мысли.
Взяв несколько высушенных веточек можжевельника и шалфея, травник подержал их над пламенем свечи, пока прутики не начали дымиться, и обошел кабинет Ольшина, окуривая помещение ароматным дымом трав, чтобы прогнать возможную заразу и очистить воздух, взмахнул дымящимся пучком прутьев вокруг юного графа, чтобы обеззаразить его одежду. Конечно, тому может не понравиться, что его волосы и дорогая одежда пропахнут дымом, но уж лучше переждать возмущение виконта, чем дать болезни шанс.
Положив тлеющие веточки на каминную решетку и оставив их там куриться терпким дымом, альв взялся за приготовление травяного чая. Поразмыслив немного, он все-таки решил отдать предпочтение не успокаивающей смеси, а тонизирующей. Надо было хоть немного приободрить молодого графа, да и ему самому не помешали бы новые силы. Процедив сквозь мелкое ситечко только что заваренный чай на основе эхинацеи и лимонника для бодрости тела и ясности ума, он разлил получившийся отвар по изящным фарфоровым чашкам, что нашлись в кабинете, и протянул одну Ольшину, а затем, разогнав рукой дым от можжевельника, склонился над картой.
Сказать по правде, он не сильно-то разбирался в картах, тем более — в картах людских земель. Разве могут скупые черты и отметки выцветшими чернилами на куске пергамента передать всю ширь вековечных лесов, или все спокойствие благодатных полей, или синеву озер… Однако, он вынужден был признать, что карта оказалась в этот раз весьма полезной — Ольшин систематизировал большинство отчетов, делая отметки, и теперь было наглядно видно расположение источников заразы.
— Я мало что смыслю в картах, Ольшин, и едва ли что-то смогу сказать, — честно признался травник, — но я посмотрю.
Несколько минут альв просто вглядывался в линии на карте:
— Вот это — твои владения? И вот это — тоже людские земли? — Целитель вел по карте обратным кончиком писчего пера, пытаясь разобраться в отметках. — А вот это — уже территория вульфаров? Очаг вот здесь, и вот здесь… должно быть, эти деревни — на территории людей? Вокруг твоего замка словно смыкается кольцо…

С таким масштабом бедствия альву еще не доводилось сталкиваться. В храме, да в окрестных поселениях, куда целителей время от времени звали к больным, он привык лечить обычные хвори, порой опасные, порой смертельные, но никогда еще они не принимали такого размаха, как показывали карты Ольшина. И это еще ему не пришлось воочию столкнуться с сотнями заболевших и умерших, а довелось лишь увидеть страшные цифры отчетов!  В таком страшном и безжалостном обличье смерть еще не являлась его взгляду, хотя целителям зачастую приходилось провожать умирающих в последний путь и по возможности облегчать их страдания. Но это было обычным круговоротом жизни, сейчас же в графстве Таргоро разворачивалась трагедия.
Чуть нахмурив брови, лекарь наблюдал, как Ольшин отмахивается от дыма трав. Аристократы, должно быть, могли себе позволить более дорогие лекарства, вытяжки и эликсиры, но, чтобы их приготовить, требовалось куда дольше времени и дорогие ингредиенты, а также сложные приспособления — перегонный куб, кальцинатор, омыватели, фильтры, сжигатели... Для крестьян же основным лечебным средством были травы, которые в умелых руках не уступали в эффективности лечебным зельям. Но отвары из них бывали горьки, а целебный обеззараживающий дым и вовсе пришелся не по нраву виконту…
— Не пренебрегай этими травами, Ольшин, и не гневайся понапрасну, — смиренно попросил лекарь. — Этот дым, может, и не слишком приятен, но он может уберечь тебе жизнь и защитить от этой заразы…
Дальнейшие слова юного правителя и особенно интонация, с которой они были сказаны, совершенно поразили лекаря.
— Ты считаешь, что это дело рук разумного существа?! — искренне изумился он. — Ты полагаешь, что найдется настолько изощренный и безжалостный ум, что уничтожит жизни стольких людей, лишь для того, чтобы завладеть твоими землями?
В политической игре все средства хороши — ему говорил это еще Владыка Хаоса, сам ставшей жертвой этой игры. Но альв, большую часть жизни проведшей под сводом светлой и мирной обители Табири, никогда не сталкивался с подобным, и поэтому в этом плане отличался редкостной наивностью. Для него жизнь любого существа была высшей ценностью, и у него просто не укладывалось в голове, что такое может быть. Да, случались войны, сталкивавшие в смертельной схватке простых солдат во имя целей, известных лишь власть имущим, но по крайней мере это было дело воинов, солдат, которые готовились к этому всю жизнь и шли на это сознательно. А отравить воду, обречь на мучительную смерть простых крестьян, работяг, жизнь которых и без того полна тягот и горестей… Немыслимо!
— Но у кого столь черная душа, кто настолько нечестив, что у него поднимется рука отравить воду — источник жизни?! — чуть не опрокинув чашку с чаем, воскликнул альв, совершенно потеряв остатки душевного равновесия, которые так пытался сохранить. — Это ведь простые люди, чем они могли навредить твоим врагам? Ты подозреваешь кого-то?
Осознав, что от эмоций он говорит на повышенных тонах, лекарь замолчал, в тревоге ломая руки и хмурясь, пытаясь осмыслить ситуацию и найти выход.
— Отпусти меня вот сюда, Ольшин, — наконец, чуть успокоившись, сказал он, указывая на карте место, которое виконт обвел угольком и которое можно было считать эпицентром болезни. — В замке я уже ничего не могу сделать — если нам повезло, то в этот раз распространение заразы удастся сдержать на время, а если нет, то противоядия у нас все равно нет. Там я, возможно, смогу сделать больше, хотя бы облегчить страдания заболевших… Поедешь со мной? Если это действительно заговор против тебя, то лишь тебе под силу выяснить, кто за этим стоит, а делать это лучше всего там, где все началось. На лошадях мы доберемся быстро. Но, Ольшин, я должен тебя предупредить — это опасно, смертельно опасно… Готов ли ты так рисковать? На кону стоит слишком многое.

Отредактировано Талион (12.01.2021 03:51)

— Может быть, тебе лучше поехать инкогнито? — предложил целитель. — В таком случае, охрану лучше не брать. Мне кажется, что сейчас, в период смуты, тебе лучше не привлекать к себе внимания. Если все это, — он взмахом руки указал на карты с отметками, — дело рук твоих врагов, то ты сможешь узнать куда больше, если сохранишь свою личность в тайне. Если же у эпидемии естественные причины — то и тогда самая верная стража не сможет защитить от этого незримого врага…
По хорошему счету, вообще не следовало брать Ольшина с собой — в самый очаг свирепствовавшей в округе болезни. Да вот только ехать одному альву было почти бессмысленно. Да, может быть он сумеет помочь паре-тройке больных, кому-то облегчит переход в сады Ашхаи, оборвав агонию… но едва ли сумеет сделать что-то большее. Альв был простым целителем, привыкшим помогать отдельным людям, его уделом были травы да молитвы, а вот Ольшин — другое дело. Сколь бы юным и вспыльчивым он ни казался на первый взгляд, он был правителем, и решал задачи на порядок масштабнее. Он сразу подошел к делу глобально, отметив на карте очаги болезни и сделав выводы, и только он может найти решение и спасти графство.
— Надень плащ с капюшоном, прикрой лицо шарфом — и тебя не узнают. Может быть, тогда нам удастся получить больше информации… Но, прежде чем мы отправимся в путь, Ольшин, у меня будет к тебе просьба — позволь мне взять из запасов замка лекарства и травы. Наверняка нам встретятся по пути те, кому необходима будет помощь. И немного денег — если что, можно будет купить недостающие ингредиенты на месте…
Особенно долго собираться ему не пришлось, вещей у него было всего ничего, но перед уходом целитель немного задержался — некоторое время ему потребовалось, чтобы приготовить одно зелье. У него оставалось немного редких и ценных трав, собранных еще в Актавианском лесу. Таких трав в запасах замка Таргоро не обнаружилось — пришлось обходиться тем, что есть, и отвара получилось совсем немного.
Встретив Ольшина у конюшни, целитель передал ему пузырек с темно-зеленой жидкостью.
— Это — Emulsum immunitas, зелье, что укрепит все защитные барьеры организма. Как только мы вступим на зараженные земли, пей по глотку каждые три часа — будем надеяться, что это хоть как-то убережет тебя от заразы. Зелья мало, ингредиентов для него тоже больше нет — разве что нам повезет купить их где-нибудь еще, поэтому лучше тебе не задерживаться в пораженных болезнью местах, — наставлял целитель молодого аристократа. — Если я скажу тебе не приближаться к кому-то, значит у этого человека уже проявились симптомы в опасной стадии — тебе следует держаться в стороне… Ты слушаешь меня, Ольшин? Ты — правитель, твоя жизнь значит слишком много, прояви благоразумие и не рискуй ей понапрасну… Если все окажется хуже, чем мы представляли себе, возможно, тебе придется возвращаться одному…
Закончив со скучными, но необходимыми поучениями, альв ободряюще улыбнулся юноше:
— Давай отправляться в путь, пока не стемнело? Милостью Табири, с нами все будет в порядке, — спрятав звенящие украшения и приметные рыжие волосы под невзрачным потрепанным плащом, лекарь попросил:
— Пожалуйста, подбери для меня не слишком норовистую лошадь — я не очень хорошо езжу верхом и не справлюсь, если лошадь вдруг понесет…

— Конечно, господин Ольшин… — пробормотал лекарь, снова растерявшись от довольно резкой отповеди виконта. — Как скажешь… — Ему вовсе не хотелось навлекать на себя гнев и без того раздраженного молодого аристократа, поэтому альв счел за лучшее ничего больше не говорить и не лезть с поучениями.
Взяв у конюха поводья коня, он погладил животное по холеной шкуре, затем не слишком ловко забрался в седло, едва не запутавшись в стременах. Ему редко доводилось ездить на лошади — в основном, когда нужно было покинуть храм и навестить заболевшего жителя из отдаленного поселения или же купить что-нибудь на ярмарке в городе, жрецы запрягали в повозку беспородную кобылку почтенного возраста, и лишь иногда ездили верхом. Благородный конь из конюшен Таргоро тут же заплясал на месте, почуяв неопытного седока, но лекарь снова погладил его по мускулистой шее, наклонился в седле и успокаивающе зашептал что-то животному. Кажется, это возымело некоторое действие, по крайней мере на время, и конь замер, прядя ушами и переступая по земле копытами.
Более-менее совладав с конем и понадеявшись, что благородное животное не вздумает проявить характер, целитель легонько тронул его бока коленями, пуская рысью вслед за уже тронувшимся с места Ольшином, чтобы не отстать. 
По мере того, как они удалялись от замка Таргоро, местность казалась все более обезлюдевшей и пустынной. В воздухе словно повисла черная тень бедствия, свирепствовавшего в людских поселениях. Людей попадалось мало, и все они спешили убраться с дороги двух конных путников, а в деревеньках, которые они миновали не останавливаясь, двери были закрыты наглухо, ставни захлопнуты, дети не играли на улице, и лишь иногда можно было заметить скорбную процессию из нескольких человек, несущих к местному кладбищу завернутое в простыни тело очередного несчастного, павшего жертвой неведомой заразы.
Однако на одном из перекрестков, как раз неподалеку сразу от нескольких поселений альв приметил фургончик бродячего торговца. Вокруг него стояло несколько крестьян, и, судя по всему, торговля шла довольно успешно. Подъехав ближе и приглядевшись, лекарь понял, что так бойко идет торговля потому, что продают целебные снадобья.
— Ольшин, остановимся на минуту? — предложил целитель своему спутнику, натягивая поводья лошади. — Посмотрим, может, получиться купить что-нибудь полезное…
Спешившись, он подошел к прилавку фургончика, заинтересованно изучая выставленные на продажу товары. Заметив нового потенциального покупателя, торговец обернулся к нему и начал расхваливать свой товар:
— Лучшее средство от хворей и болезней, начинает действовать сразу же! Алхимики совершенно точно подобрали состав, который гарантированно убережет вас от черного недуга, что постиг эти земли! — широким жестом торговец обвел прилавок, демонстрируя всевозможные мешочки со смесями трав и склянки с цветными жидкостями. — Интересуетесь, господин хороший? Всего два золотых за порцию!
— Два золотых!? —  нахмурился альв, выслушав похвальбу торгаша. — Но откуда у крестьян такие деньги? Из чего же состоит твое лекарство? Если тебе и правда известен способ борьбы с этой чумой, тебе следует сообщить его жрецам, а не наживаться на несчастье жителей… Я уверен, правитель этих земель щедро наградит тебя в этом случае.
— Время нынче тяжелое, каждый выживает как может… К тому же, больших трудов стоило раздобыть формулу у алхимика, я не могу раскрывать его секрет! — Взгляд торговца забегал. Заподозрив неладное, целитель принялся внимательнее вглядываться в товар. Растерев в пальцах щепотку травяной смеси, он вдохнул запах сушеных трав.
— Лаванда, облепиха… Да тут нет ровным счетом ничего, что могло бы остановить или хотя бы замедлить течение болезни! — возмутился лекарь. — А это? Это же просто подкрашенная вода! — встряхнув бутылочку с якобы чудодейственным отваром, лекарь заметил на дне характерный осадок минерального пигмента. — Ты — обманщик! Не покупайте у него ничего, — обернулся альв к растерянным крестьянам, уже готовым отдать последние монеты проходимцу за фальшивое лекарство.
— Да ты, милостивый господин, видать, совсем умом тронулся! — не сдавался разоблаченный торгаш. — Кого вы станете слушать — этого остроухого чужеземца или почтенного торговца!? — Он махнул кому-то рукой, и из-за фургончика показались двое вооруженных людей, по виду более напоминавших головорезов с большой дороги, и направились к альву.

Пока лекарь раздумывал, чего же именно намешал в якобы целительную смесь ушлый торговец, ситуация явно переменилась не в лучшую сторону.
— Ольш… то есть, я хотел сказать, господин инспектор, — вовремя спохватился целитель, сообразив, что спектакль молодого виконта должен был припугнуть не слишком-то дружелюбно настроенного торговца и его охраны, — да ведь это же обманщик, ты позволишь ему уйти и дальше обманывать крестьян?..
А впрочем, кажется, выбора у них и не было — он и забыл совсем, что Ольшин ныне отнюдь не верховная власть в графстве, а лишь безымянный путник, который, однако, в нужный момент с легкостью актера перевоплотился в инспектора из графской стражи.
Лекарь ахнул, когда мимо просвистела стрела, выпущенная недрогнувшей рукой, с ужасом оглянулся, но увидел, что та лишь слегка оцарапала щеку пройдохи-торговца, не причинив тому существенного вреда, зато заставив порядком испугаться. Крестьяне поспешили поскорей убраться с глаз долой, не ввязываясь в стычку. Пожалуй, даже служителю Табири не стоило соваться между противоборствующими сторонами в качестве миротворца — напряжение так и висело в воздухе, словно густой туман, вот-вот грозя обернуться открытым рукоприкладством. А ведь обе стороны вооружены… У охраны торгового фургончика численный перевес, но у Ольшина — герб Таргоро и официальные полномочия. Вот только остановит ли это не знающих ни чести ни закона людей? Лекарь понадеялся, что все же остановит.
Верно поняв намек Ольшина, травник догадался отступить с траектории стрелы и попятиться к коню. Пожалуй, воззваниями к милосердию, благоразумию и имени Табири тут было совершенно не обойтись, и даже совершенно наивному лекарю это было очевидно. Не слишком умело взобравшись в седло, он взял в руки поводья и произнес тихо, но твердо:
— Верховный суд богов за злодеяния страшнее суда земного, но, раз голос совести в вас совсем умолк и небесная кара вас не страшит, то прислушайтесь хотя бы к голосу земных властителей…
Верно, торговец и его приспешники были все же не совсем отпетыми злодеями, а всего лишь нечестными на руку "предпринимателями", решившими нажиться на продаже поддельных исцеляющих снадобий и прочих якобы исцеляющих магических безделушек. По крайней мере, в открытую стычку с представителем власти Таргоро они вступать не собирались, тем более оставались свидетели — не все крестьяне разбежались, а потому конфликт с графской стражей обошелся бы им слишком дорого. Прижимая ладонь к оцарапанной стрелой щеке, торгаш зло махнул другой рукой, отзывая своих головорезов, предпочтя не связываться с чересчур внимательной графской "инспекцией" и принялся собирать свои лже-чудодейственные товары.
Альв нахмурился было, намереваясь просить Ольшина уничтожить поддельные лекарства, но спохватился и прикусил язык — и без того дело едва-едва обошлось. Дождавшись кивка Ольшина он тронул поводья, пуская коня в путь. Отъехав на достаточное расстояние, когда уже не слышны были ругань и проклятия торгаша, выкрикивающего и причитающего, что его-де, "честного и порядочного торговца разоряют почем зря проклятые графские прихвостни", лекарь чуть натянул поводья, замедляя шаг коня, и повернулся к молодому аристократу:
— Спасибо… спасибо, что вступился, Ольшин, — альв покачал головой, — не следовало тебе так рисковать из-за меня… Но как же ловко ты придумал назваться представителем инспекции! — целитель не удержался и улыбнулся, вспомнив вытянувшиеся лица шарлатана и его приспешников, рассчитывающих на легкую победу, когда Ольшин продемонстрировал им герб Таргоро. Впрочем, улыбка тут же вновь сменилась тревогой. — Если мы не поспешим и не отыщем причину заразы, вот такие стервятники до нитки оберут крестьян совсем скоро…

— Знаешь, Ольшин, — задумчиво помолчав, проговорил целитель, отвечая на его вопрос. — Когда я жил в храме и присматривал за больными, часто, слишком часто возникал выбор: сказать ли правду о близящемся трагическом исходе болезни самому пациенту и его родным, или же утаить ее и дарить ложную надежду. Поначалу казалось, что правда жестока, она убьет несчастного раньше самого недуга, и что нужно всегда сохранять веру в чудо… Но потом я понял, что это — слабость, уловка для того, чтобы облегчить свое собственное служение, а вовсе не скрасить последние дни пациента. Всякий должен знать правду об отпущенном ему времени, и всякий волен распорядиться этим временем по-своему: кто-то ищет примирения с семьей, кто-то — с богами, а кто-то — с самим собой… Утаивать истинное положение дел было бы жестоко и несправедливо, это ложное благодеяние. Поэтому — да, я всегда так поступаю… — Альв улыбнулся недоумению, прозвучавшему в вопросе Ольшина. Он, конечно, представлял себе, что у лиц, власть имущих, совершенно другие принципы и правила, где требовалась тонкость дипломатии, когда нужно сплести целое кружево из слов, не сказав ни "да", ни "нет", и при этом разведать все намерения собеседника, ничем не выдав своих, не говоря уже об откровенной лжи всех правителей. Лжи во благо, конечно, как утверждали они. Да вот только для кого предназначено было это призрачное благо, и принесло ли оно хоть раз плоды? А может, прав был Ольшин, и простой народ действительно нуждался в этом спасительном обмане?
— Ольшин, прости меня за дерзость, ведь не мне поучать тебя, и у тебя наверняка были куда лучшие учителя, и ты владеешь многими науками из тех, что помогают править людьми, но все же прими и мой совет — старайся пореже ступать на путь лжи и не попустительствуй ей… Паутина обмана затягивает, и кажется, что так легко решить проблему, утаив истину, а сказать правду порой столь трудно...
А впрочем, читать проповеди ему и вовсе не пристало — ведь он не был даже жрецом, лишь странствующим целителем, которому, к тому же, едва ли довелось бы сейчас в седле, если бы не маскарад виконта, так ловко перевоплотившегося в представителя графской инспекции. Вероятно, ложь во спасение иногда все же была уместна, — пришел к выводу служитель Табири, вынужденный слегка пересмотреть свои приоритеты.
— Едва ли бы нам пригодились те пузырьки. В них слишком много всего намешано, и вряд ли бы нам это помогло… Разве что как доказательство, чтобы разоблачить нечестного торговца, но теперь его уже и след простыл, а сколько еще таких стервятников сыщется по всему графству — не перечесть… — покачал головой альв. Ольшин был прав: для начала им следовало найти источник воды.
— Увы, я совсем не знаю твоих земель, и не помню карт, так что не могу сказать, где источник. Но здесь неподалеку наверняка есть какой-нибудь водоем. Отыскать его не составит труда — доверимся лошадям, они сами выведут нас к водопою. Вверимся милости Шиархи и провидению…
Погладив свою лошадь между ушей, альв наклонился в седле, зашептав что-то ей на ухо и вновь осторожно тронул бока лошади коленями. В начале путешествия он не слишком-то был уверен, что сможет поладить с графским скакуном, но теперь полностью уверился, что умное животное не станет скидывать седока и пойдет куда нужно, самостоятельно отыскав дорогу. Конь и впрямь сам выбрал направление и спокойно направился дальше, а целитель прикрыл глаза, отпустив поводья и творя беззвучную молитву, целиком вверяясь течению Судьбы, которая должна была привести их куда следует.
Минуты текли одна за другой, и через некоторое время конь свернул с дороги, и вскоре вышел к источнику. Сюда была протоптана широкая тропинка — верно, сюда ходили часто. Родник, бьющий из-под земли, был облагорожен человеческой рукой — обложен камнями и укрыт от непогоды деревянным навесом. Рядом стояла небольшая деревянная статуэтка Тармины и лежали скромные подношения, цветы и фрукты. Должно быть, этот источник был посвящен богине Жизни.
— Вот видишь, — обрадовался лекарь, спрыгивая с коня, — Судьба благосклонна к нам…

Рассуждения Ольшина слушать было интересно — когда еще изгнаннику удалось бы побеседовать с представителями знати? Поэтому альв даже отвлекся от насущной задачи, растеряно кивая и немного удивляясь, но признавая правоту рассуждений виконта. В храме ему доводилось слушать философские диспуты жрецов, но, похоже, жизнь вносила серьезные коррективы во все заповеди Табири…
Однако предаваться философствованию было не самое подходящее время — следовало осмотреть источник. Не слишком ловко выбравшись из седла, лекарь спешился и подошел ближе. Вода казалась прозрачной и чистой, столбы навеса, укрывавшего источник, были обвиты плющом, девичьим виноградом и лимонником, кое-где заботливая рука подвязала разросшиеся ветви цветными лентами, чтобы они не мешали спуску к воде, а опавшие листья не засоряли источник. Все было спокойно и дышало умиротворением, лишь колыхались на ветру яркие ленточки, да негромко шелестели листья…
— Кажется, тут все в порядке, Ольшин, — окликнул альв виконта, уже собираясь возвращаться, — можно напоить лошадей и... — что-то неуловимо тревожило его в этом умиротворении… Разум кольнуло тревожное предчувствие, заставив его задержаться и осмотреться внимательнее.
Слишком тихо. Почему не щебечут птицы? Сейчас весна, они вовсю должны были петь, радуясь теплым денькам, но нет, ни единой пичужки не слышно вокруг. Лекарь бросил более внимательный взгляд на деревянную статуэтку богини. Безыскусная, слегка грубоватая резьба выдавала работу какого-нибудь крестьянина, но сделана она была старательно и с любовью, лишь одна деталь явно была лишней. Священное изображение богини было осквернено руной, грубо вырезанной ножом явно совсем недавно.
— Ольшин, — снова позвал целитель, — тебе знаком этот знак? Не думаю, что он принадлежит Тармине и ее почитателям…
Присмотревшись внимательнее к подношениям, оставленным крестьянами для Тармины, альв заметил, что и они не так свежи, как казалось на первый взгляд. Некоторые из них почернели и иссохли, словно пролежали тут всю зиму, а листья слишком низко спускавшихся к воде ветвей оказались словно обожженными и тоже почернели. Совсем рядом обнаружился и еще один скорбный знак — крохотная пичужка лежала мертвой, почти невидимая в траве, с открытым клювом, раскинутыми крылышками и судорожно сжатыми в агонии тонкими, словно веточки, лапками. Бережно подобрав бедолагу с земли, лекарь убедился, что видимых повреждений нет, а значит, бедное создание не попалось в когти хищнику по собственной беспечности, не стала она и жертвой жестоких мальчишек, бьющих птиц из рогаток. Вероятно, птичка спустилась попить воды или поклевать оставленных фруктов, а значит…
— Источник отравлен, — сообщил лекарь, сжав губы в тонкую линию.

— Очистить весь источник — едва ли… — рассеяно пробормотал альв, при помощи ветки разгребая в земле небольшую ямку и бережно опустил туда крохотное закостеневшее тельце бедолаги-пичужки. — Для этого потребуются маги Тармины, это они способны воздействовать на природу в таких масштабах. Самое большее, что я могу — это очистить пару ведер… — и то этот процесс был достаточно сложным, ведь воду требовалось выпарить, отфильтровать, обеззаразить… Для этого потребовалось бы совсем немного магии и куда больше обычного труда и, к тому же, уйма приспособлений.
— Если судить по твоей карте, то вода и впрямь может быть источником заразы. Вот только… похоже, это дело рук человека, а не природной стихии, — лекарь тряхнул головой, о чем-то вспомнив. — Этот знак… я знаю эти символы — они принадлежат Хаосу.
Гадатель сжал губы, хмурясь и не спеша пускаться в рассуждения дальше. У него при себе была одна ценность, свитки с изысканиями могущественных магов Хаоса, доставшиеся ему от пропавшего Владыки, которые он обещал беречь как зеницу ока, ведь попади они в не те руки — не миновать беды... Могла ли там сыскаться подсказка? Пожалуй, могла… Ему следовало бы раньше изучить содержание этих свитков, да только он открещивался от дара магии Хаоса, не признавая его и не желая им пользоваться, считая, что эта магия опасна и творит лишь зло и разрушение, путая истинную природу вещей, искажая и разрушая ее.
Владыка начинал обучать его магии Хаоса, и кое-что гадатель все же сумел усвоить. К примеру, сущность неживого предмета исказить куда легче, чем изломать и уничтожить суть живого существа. Могущественный маг мог наслать проклятие на человека, однако гораздо меньшей силы и умения (но куда больше изощренной жестокости!) требовалось, чтобы, к примеру, превратить воду в отраву…
— Возможно, вода не отравлена, — наконец, высказал он то, о чем думал, — вода… искажена. — Звучало это странно, но подобрать иного слова лекарь не мог — как объяснить, что привычные свойства воды словно вывернуты наизнанку?
Сев на поваленный ствол дерева, альв задумчиво устремил взгляд на источник, а затем чуть сместил поле своего восприятия так, чтобы видеть струящиеся потоки Хаоса. Картина мира сразу изменилась: на краю зрения несколько цветных пятен — живые, колеблющиеся ауры виконта и лошадей, и больше ничего живого вокруг, а на месте источника — серая зыбь, как омут затягивающая в себя все краски. Сознание тоже затягивалось в этот омут, и лекарю потребовалось сосредоточиться, чтобы разобрать в этой серой мути хоть что-то. Где-то внизу, там, где из-под земли выходили воды источника, вода была куда более привычной, искрящейся, но тут же переплеталась с какой-то черной нитью и сразу теряла свою живительную силу, по-видимому становясь отравой.
С помощью магии альв осторожно потянул эту нить, так, как лечил недуги, "распутывая" ауру заболевших. Нить подалась неожиданно легко — структура "сущности" воды была устроена куда проще, чем аура живого существа, и распутать клубок проклятия оказалось вполне по силам. Еще один рывок — и черная нить окончательно рассоединилась с сердцевиной источника, а вода вновь сделалась живой и искрящейся.
Выходя из транса и распахнув глаза, альв с удивлением обнаружил, что лежит на траве, а в кронах деревьев снова щебечут вернувшиеся птицы, словно давящий купол тишины, окружавший источник, наконец-то лопнул. Садясь и осторожно держась за голову, лекарь удивленно оглянулся вокруг — статуэтка Тармины с магическим знаком треснула пополам, как будто в нее ударила молния, затем посмотрел на источник — но тут ничего не изменилось на внешний вид, вода выглядела иначе только в другом восприятии.
— Ольшин… — неуверенно позвал лекарь. — Думаю, что вода теперь чистая. Это было проклятие, а не отрава… Ты прав, надо немедленно поставить стражу у источников. Сможешь ты отправить магического вестника в замок? Или можем отправиться в поселение, наверняка оно тут рядом, все равно нам, наверное, следовало бы расспросить жителей о том, кто мог бы наложить такое проклятье и заодно попросить кого-нибудь из них следить за источником...