» Чертоги Смерти

Дагон вернулся в Небесную Обитель, надеясь найти там свою дочь, но её покои оказались пусты. Бог безуспешно искал её какое-то время, и с каждым мгновением нетерпение и гнев разгорались внутри всё сильнее и ярче. Спрашивать у кого-либо, куда могла уйти Ши-Айза, было ниже его достоинства. Дагон никогда не просил помощи у других богов ни в чём, неприкрыто презирая и высмеивая их: дочь - за легкомысленность, Лориайла - за мягкость, Акиавари - за равнодушие, Табири - за жалостливость, Тианнана - за пылкость, Тармину - за безунывность, Висанти - за непостоянство, даже собственную жену Фламмору - за слепую, всепоглощающую ревность. Шиархи вызывала волнительный трепет, но и её Дагон презирал глубоко в сердце - за несправедливость, из-за которой провёл в заточении целую вечность. Единственным, кого он уважал, был Ашхаи, и это сейчас злило бога сильнее всего.
От злости опрокинув серебряную чашу с вечно свежими фруктами, стоявшую на мраморном столе, Дагон со вспышкой лиловой молнии перенёсся обратно в Айлей. Бестелесным туманом он струился над землёй, незримо пронизывая воздух, пока не остановился у рассохшихся ворот какого-то придорожного трактира. За слюдяными окнами клокотала жизнь, как горячее варево в чугунном котле - смертные, в отличие от богов, старались наполнить каждый миг своего существования красками и чувствами, чтобы, умирая, знать, что жили не напрасно. Дагон почти не помнил, каково это - быть смертным, но всё равно не мог отделаться от старых привычек. Когда ярость внутри становилась невыносимой, а война уже кончилась, он топил себя в дешёвой выпивке.
Туман уплотнился, и из него вышел высокий широкоплечий мужчина в лёгкой льняной одежде и прошёл через ворота, мимо спящего сторожа и коновязи, до дверей двухэтажного дома со скрипучей вывеской, на которой была изображена надколотая пивная кружка. Не раздумывая, Дагон открыл дверь и оказался на пороге затхлой, душной залы. Посередине расположился длинный стол со скамьями, за которым сидела пара дюжин пьяных крестьян. Вдоль стен лежали тюфяки, набитые соломой. К Дагону тут же подскочил один из помощников трактирщика, долговязый парень в засаленной мешковатой рубашке, и услужливо проводил к общему столу.
- Мы сегодня подаём чечевичную похлёбку со шкварками. Будете? - спросил он.
- Нет, - мрачно ответил Дагон, присаживаясь с краю скамьи. - Сикера есть?
- Да, - растерянно ответил помощник и больше не нашёлся, что сказать.
- Неси всю, - разговоры в зале затихли, все взгляды устремились на бога. - И сидра для всех за мой счёт.
Дагон небрежно бросил на стол золотую монету, и крестьяне дружно загудели, застучали по столешнице кружками, приветствуя его, как старого друга. Как мало нужно смертным для того, чтобы наполнить жизнь смыслом - всего пара кружек сидра.
Когда помощник вынес из погребов три ящика сикеры, Дагон разочарованно цокнул языком и приказал подать ещё и вино. После седьмой бутылки он наконец почувствовал лёгкость в голове, а после десятой мир перед глазами стал медленно расплываться и терять чёткость очертаний.
- Ашхаи... - раздражённо прошипел Дагон, прикладываясь к горлу, - за... зачем я с тобой вообще связался...

Зал таверны, душный и пропитанный гарью, кружился перед глазами под завывание расстроенной скрипки и гомон грубых голосов. Дагон терялся в лёгкости собственного тела, забывался в сладковато-горьком, хмельном вкусе, но в пьяном мороке ему постоянно чудились лиловые искры. К нему на колени забралась какая-то крутобёдрая девица в ярком платье, едва прикрывавшем соблазнительные изгибы молодого тела. Дагон крепко обхватил её за пояс и притянул к себе. Она что-то жарко зашептала, но поначалу он не смог разобрать слов. Её прерывистое дыхание обжигало кожу.
- Разве у него не каменное сердце...
Дагон посмотрел в чужие, зелёные, как малахит, глаза, опустил взгляд на нежные, розовые губы и невольно подался вперёд. Но мягкое выражение лица незнакомки вдруг сменилось маской гнева.
- Так может тебе стоит держаться от него подальше!
Бог резко поднялся со скамьи, оттолкнув от себя девицу. Голова пошла кругом, а нетвёрдые ноги задрожали. Как он раньше этого не почувствовал? В хрупком теле смертной плескалась божественная сила - сила самой жизни. Тармина явно знала о том, что произошло в оранжерее, и явилась защищать любимого брата. Или это Ашхаи её прислал?
- Замолчи! - со злостью рявкнул Дагон и ударил кружкой по столу - глиняные черепки разлетелись в разные стороны. - Что ты понимаешь?!

Дагон чувствовал себя хмельным медведем, объевшимся забродивших ягод и случайно разворошившим перепелиное гнездо. Тармина бросалась на него, шипела, кричала, как встревоженная птица. Не будь она богиней, а простой деревенской девкой, Дагон бы отшвырнул её в сторону, даже не обратив внимания.
- Перестань, - хриплым шёпотом произнёс он, покачиваясь на нетвёрдых ногах. Крик очень злил его и подтачивал воинскую выдержку.
Голова гудела, как башенный колокол, взгляд застила мутная пелена, размывая очертания зала. Хотелось схватить Тармину за горло, хотелось сжать её лебединую шею руками, хотелось бросить на засаленный пол и выбить всю спесь. Но Дагон не мог, не смел, потому что она была сестрой Ашхаи.
- Хватит! - звук его голоса был похож на страшный рокот камнепада. Бог схватил Тармину за тонкие плечи и ощутимо встряхнул, заставляя её умолкнуть хотя бы на мгновение. Он задержал взгляд на нежном лице богини, так напоминавшем ему чужое, и с раздражением оттолкнул её от себя. Гнев отступил, прояснив его рассудок. Хмель в голове рассеялся.
Трактирная зала испуганно замерла, смех и песни оборвались, как слишком сильно натянутая струна лютни. Все испуганные взгляды обратились на него и на девицу, но Дагон провёл рукой в воздухе, и молчание разбилось, снова полились разговоры, шутки, музыка. Ни один из присутствующих потом не вспомнит того, что только что произошло - бог стёр их память, как делал много раз до этого с другими смертными.
Он скрестил руки на груди, посмотрел на Тармину, криво усмехнулся. Разъярённая, с пылающими щеками и блестящими глазами, она казалась ему жалкой.
- Сестрица пришла защищать беспомощного братца? - скорее утвердил, чем спросил Дагон, склонив голову набок. - Похвально, ведь он сам за себя постоять не может. И ты думаешь, что сможешь этим меня напугать? Наивная девочка.

"Зачем она вообще здесь появилась?", - с досадой подумал Дагон. То, что произошло в саду, должно было остаться между ним и Ашхаи, и Тармине не следовало вмешиваться. Он всегда считал, что она слишком сильно печётся о своём брате, и не понимал такой чрезмерной заботы. Он не понимал её, как не понимал и Ашхаи, и других богов, которые были рождены бессмертными. Они не знали желаний плоти, страданий живого тела, не считали, сколько зим им осталось прожить - за это Дагон их презирал; всех, кроме Ашхаи. Бог смерти отчего-то притягивал его своей холодной отчуждённостью, мёртвым взглядом танзанитовых глаз, ледяным спокойствием, которое хотелось разбить, раскалить, разжечь.
Дагон на секунду взглянул на Тармину и подумал, что если хоть маленькая крупица той жизни, что плещется в ней, досталась бы её брату, то Ашхаи был бы совершенно другим. Бог войны не знал, понравилось бы ему это или нет.
- Тебе следует знать свое место, Дагон, - свистящий шёпот богини звонко отдался в ушах.
Дагон не успел ничего ответить. Маленькие ладони толкнули его в грудь с неожиданной силой, и он пошатнулся на нетвёрдых ногах, стал падать назад, ожидая жёсткого столкновения с деревянным полом, но вместо этого пространство за его спиной вдруг разверзлось, лицо обдул сильный холодный ветер, и вместо пола бог упал в солёные морские воды.
Волны схлестнулись над ним, вокруг забурлила тьма, поглотившая все звуки. Дагон открыл глаза, не понимая, как здесь оказался, ведь мгновение назад он был в придорожном трактире.
"Проклятая девчонка", - со злостью подумал бог. - "Куда она меня выбросила?".
Тело, служившее вместилищем его божественной сути, стало растворяться в воде, пока не превратилось в бесформенное облака, которое уплотнилось и поднялось наверх, а, соприкоснувшись с поверхностью, резко устремилось ввысь столпом лилового света.
Вокруг от края и до края плескалось чёрное штормовое море, и вдалеке из-за завесы дождя виднелись обтрёпанные ветром чёрные паруса.
"Сарборо".

» Графство Сарборо

----------------- Дом вождя

Табири сдержанно улыбнулся, осознавая, что слишком давно не был среди троблингов. Эта удивительно простая раса с логикой прямой и надежной, как их дубины... Вероятно, к оной придется привыкать - или, вернее, вспоминать, как с ней обращаться.
- Но духам видны даже те замыслы, которые ты и не думал еще воплощать, - уверенно почти не солгал Верховный, на всякий случай прислушиваясь к мнению местных духов. Те если и были возмущены подобной беспардонностью, вслух особо не возмущались. Боги - не та категория даже для самых могущественных из них. - Читаар - место силы. Там обитают сильнейшие из нас, там обучаются и проходят посвящение... - слепой нашарил посохом расщелину и аккуратно переступил через нее, на мгновение задержался, уточняя направление. - Место удобнее, быть может, и есть, да где еще найти такое удачное скопление камней, куда бы пожелала прийти богиня? - идея о том, что Висанти спускается именно в Читаар, была ему давно известна, но встретиться с ней Справедливость бы не пожелал. То ли потому, что не любил являть себя беспомощным, то ли потому, что любовь богини Воздуха к троблингам была широко известна.
Задумавшись, бог упустил момент, когда вождь нагнал его, поежился, чувствуя себя весьма неловко. Но - что постоянно раздражало его в таких ситуациях - ничего изменить даже он был не в силах. Здорово было бы воспользоваться возможностями этого тела и шагать наравне с могучим великаном, но увы... его увечье и тут серьезно ограничивало  даже в мелочах.
Табири едва слышно скрипнул зубами и склонил голову в знак благодарности. Навряд ли шаманы выходили из себя по такой ерунде.
- Я буду с тобой, Имшар, для того и иду, чтобы помочь договориться с шаманами, - упоминание "с твоими" позабавило в достаточной степени, чтобы снова вызвать слабую улыбку. - Надо просить их о помощи и предлагать проверить свои силы в борьбе с последствиями катастрофы, - он едва не назвал всадников вслух, но удержался в последний момент. Во-первых, троблинг мог и не знать подробностей, а это непременно вызвало бы проблемы с объяснениями - хотя опять же, объяснение духами идеально, во-вторых, это и не имело особого значения, лишь запутало бы объяснения.
- А духи... Духи повсюду.. - Справедливость притормозил, погладил воздух, зацепив кончиками пальцев юркого обитателя потустороннего мира. - Они знают все, совершенно все, и если найти с ними общий язык, могут поведать немало интересного.
Лично ему и искать язык не требовалось, но с точки зрения Табири, чем-то подобным и занимались шаманы.
- Говорят лишь то, что у них спрашивают, порой жалуются, что вы их обижаете, не приносите сливок... - далеко не всем духам требовались сливки, да и то - скорее в качестве благодарности, поэтому возмущенный писк мелкого духа навряд ли соответствовал истине. Зато это позволяло озадачить вождя. Впрочем, мысли того, кажется, уже перескочили на более земной предмет:
- Осталось идти всего ничего... - Справедливость выдохнул и принюхался, ткнул посохом в ближайшую скалу, - надо перевалить через нее. Там, в долине, похожей на чашу, и располагается Читаар, где нас наверняка уже ждут. Духи... - маленькие ябеды наверняка уже рассказали Главному шаману, какие гости к ним спешат, и хорошо, если не выдали его с головой. А впрочем... что за беда? Первый ли он из богов, покинувших Обитель ради смертных?

Табири вынужденно приостановился, сдерживая смех. Кажется, могучий вождь воспринял возмущение мелкого нахального духа как катастрофу локального масштаба. Слов нет, шаманам после такого подношения "работать" станет куда легче, соответственно погода станет послушнее, а предсказания - конкретнее и правдивее, но все же этот недостаток определенно не стоил той реакции, которой удостоил новость Имшар. Впрочем, очевидно, мужчина задавал вопрос, чтобы получить правдивый ответ - вот и отнесся к проблеме со всей серьезностью. Странно, неужели шаманы не пытались выцыганить у своего повелителя хоть какие-то привилегии? Неужели не делились с духами?
Справедливость неодобрительно цокнул, опираясь на посох сильнее, когда камешек на тропе выскользнул из-под ноги. Но он явился сюда не для того, чтобы вмешиваться в такие мелкие разногласия. Он рассчитывал на затяжные переговоры - подступающая зима едва ли позволит шаманам приступить к восстановлению лесов прямо сейчас. Да и с альвами еще предстоит договориться...
Слепой бог вздохнул. Стоило бы, конечно, в этих вопросах довериться Тианнану - тот чудесно умел смягчать суровые сердца и уговаривать упрямцев - но успеет ли тот вмешаться? Пожелает ли? Впрочем, что толку судачить - сейчас и здесь ему надо выполнить свою часть задачи. А уж остальные пусть выполняют свои.
- Висанти довольно часто спускается на землю, а здесь... - Табири обвел горизонт таким уверенным жестом, словно мог его видеть. - Здесь ее любимое место, поскольку отсюда видна половина мира, словно на ладони... - он спохватился, что говорит слишком уж уверенно. То есть, с тетушкой Висанти, матерью Тианнана, он виделся довольно давно, но говорил чересчур уж уверенно, словно был осведомлен обо всем, происходящем в Обители. И даже если это было и так, не стоило демонстрировать знания так уверенно. Шаман смутился, опустил голову, оглаживая гладкое дерево посоха. - Во всяком случае, так мне говорил мой наставник.
Честно говоря, спускаясь в долину, он рассчитывал сыграть роль несмышленного ученика шамана, который сам не во всем разбирается, но чересчур уж круто и самоуверенно начал. Теперь оставалось только изображать юного шамана, посвященного во все тонкости, но еще не постигшего их истоки и последствия.
Змейка, чей разум на мгновение освободился от божественного влияния, свесилась с посоха и с интересом пронаблюдала за жестами вождя. Не то, чтобы ее действительно интересовали такие сложные вещи, как излишние телодвижения ногатых, просто излучал он довольно забавную смесь эмоций. Но делиться с хозяином зрелищем не посчитала нужным. К чему беспокоить божество по такой мелочи?
Занятый печальными размышлениями, Справедливость благополучно пропустил мимо ушей целую фразу троблинга, но, кажется, в ней не содержалось ничего интересного. Поэтому он кивнул, обнаруживая, что к нему обращались с вопросом, торопливо подхватил прервавшую беседу:
- Да, нам необходимо туда. Думаю, моих сил должно хватить, - парень произнес это с убежденностью человека, еще не заметившего, как ноют мышцы, непривычные к долгим переходам. Справедливость никогда не отличался крепостью сложения и выносливостью, но во имя высшей цели мог крепиться как угодно долго. - Однако если ты хочешь, можем сделать привал. Это последнее пригодное место, дальше будет один камень, а здесь... Вернее, вон там, - он не сразу сориентировался из-за того, что капризный горный ручеек размыл мягкий мел и переполз в новое русло. - Есть немного воды.

"Тучи..." О погоде Справедливость и думать забыл. В Обители подобная неприятность случалась каждый день и была так же предсказуема, как удар грома после вспышки молнии. Матушка Шиархи поливала свои драгоценные розы так часто, как только могла, вот только там он отвык бояться дождя. Такая неприятность как простуда богу Исцеления мало грозила, посему он воспринимал дождь исключительно как шумовой фон, добавляющий некоторого дискомфорта. Но если вспомнить, что они находятся в горах, то опасность сорваться с мокрых скал более чем реальна. Интересно, где он тогда возьмет новое тело? Досада на себя за то, что он упустил из виду подобную мелочь, заставила его закусить губу.
Шаман сбросил с плеч плащ и опустился на него, едва сдержав короткий стон и вытягивая ноги. Надо же... Он даже не заметил, насколько устали мышцы, причем во всем теле сразу. Хорошо, что вождь решил сделать привал.
Справедливость откинулся спиной на ближайшую скалу и прикрыл глаза, переводя дыхание. Змейка шустро соскользнула с посоха и ушуршала на охоту. Близость божества, увы, не обеспечивала никакого насыщения и зверюшке приходилось заботиться о себе самостоятельно. Посему на какое-то время Табири стал столь же беспомощен, каким был бы на его месте любой смертный. Впрочем что это он? Здесь еще обитают духи. Сотни духов!
Он несколько взбодрился и даже вяло улыбнулся в ответ на признание Имшара. Надо же, оказывается, грозный вождь троблингов боялся собственной супруги! Насколько же грозной она была? Откуда-то из глубин памяти всплыло "А то она сложит ручки! И топнет ножкой! И потребует объяснений!" Сколько-то столетий назад вождь одного из племен точно так же реагировал на происходящие в семейной жизни неприятности, но кто? Табири попытался вспомнить и понял, что сейчас это не имеет никакого значения. Он подтянул небольшой мешок и наощупь зашарил в нем, извлекая флягу и фрукты. Почему-то хшемские шаманы недолюбливали мясо, и с этим приходилось мириться, чтобы не вызвать лишних вопросов. Парень впился зубами в суховатую грушу, по привычке прикрывая глаза. Так он делал, когда хотел сосредоточиться на себе и своих ощущениях. Смертное тело ощущало все совершенно иначе, чем божественная сущность. За последние несколько месяцев он успел для себя открыть заново понятия "неудобно", "холодно" и "тепло". И все же жизнь продолжала его изумлять, потому что даже простой прием пищи каждый раз приносил новые ощущения. Слепой медленно кивнул:
- Он так говорил. Потому Читаар и священен.. - он отер сок с подбородка и добавил: - И еще там обитает больше всего духов. Я слышал, там сейчас появились какие-то новые виды, они привязываются к своему хозяину и защищают его, вполне видимы и осязаемы для всех. Жаль, сам я еще их не видел, - новое творение матушки? Или Висанти постаралась? В любом случае, Табири успел зацепить только слухи об этих самых фамильярах. Стоило бы взглянуть на них поближе - и об этой цели собственного путешествия он старался не распространяться.
И без того некоторым в Обители его это странствие не придется по душе.
- Взамен знаний... - он задумался. Облик шамана он принял впервые за свою долгую жизнь, да и без змейки не мог достоверно сказать, с чем связан столь неожиданный вопрос, но даже и без нее ощущал пристальный взгляд на своем лице. "Стоило бы просто сделать повязку... Впрочем, ни от чего это не уберегло бы". - Мы отдаем свой разум частично во владение духам, мы платим собой, своей сущностью. Неумелый шаман может стать жертвой сильного духа и навсегда потерять человеч... троблингий облик, и мало что сумеет помочь. Духи иногда борются за твое тело... - разумеется, посягать на Справедливость не пришло в сущность еще ни одному духу. Но Табири знал об этой их привычке.

Дождь напоминал Табири о доме. Напоминал неотвязно и настойчиво, каждым ударом тяжелой капли по навесу. В саду Обители рядом с их домом редко бывала ясная погода: розы Шиархи были чересчур капризными созданиями. Слепой на мгновение даже забылся, расплываясь в блаженной улыбке, подал лицо вверх, пытаясь втянуть аромат цветов. Пахло только прибитой пылью, и все же Справедливости на мгновение почудилось, будто ветер донес слабый знакомый запах. Шаман настолько забылся, что "вернулся на землю" только с вопросом вождя. Мгновение смотрел в пустоту перед собой, словно впервые ее увидев, потом тихо вздохнул и опустил веки.
Стоило все же взять повязку. По крайней мере, тогда он не являл бы миру пугающе бессмысленного взгляда, но что теперь толковать об этом? Не хотел показаться слабаком... "Можно подумать, спотыкаясь на каждом шагу, ты выглядишь воплощением стойкости и силы".
- Да. Я слышал, будто они служат всем смертным и видны даже тем, кто никогда не учился шаманству, - эти сведения Табири получил с ветром и молитвами. Слишком уж скудно, чтобы утверждать что-то конкретное или описывать принцип их взаимодействия с хозяевами. Второй причиной его путешествия к троблингом была разведка. Новых зверушек создала его матушка, и причиной тому было нашествие Всадников. Более ничего Справедливость не знал, и это порядком его угнетало. В конце концов, о своем мире он должен был знать все, а матушка по своему обычаю покинула Обитель. - Они помогают и воинам, и магам достичь вершины силы и мастерства. Полагаю, в Читааре мы убедимся в этом сами.
Слепой повернул голову и по звучному треску-чавканию догадался, что его спутник продолжает ужин. В животе забурчало, и бог сообразил, что совершенно забыл о том, что его смертное тело продолжает испытывать голод, укусил грушу еще раз:
- Духи... Мы их чувствуем. Ни одно живое существо не способно знать столько, сколько знаю они, ни одно живое существо не способно обойти столько, сколько обходят они. Они незримы и вездесущи - вот их главнейшие отличия от прочих созданий, - Табири осознал, что его голос звучит несколько занудно и монотонно, но вполне возможно, именно таким тоном шаманы объясняли основы своего ремесла. Впрочем, лекцию пришлось прервать на куда более прозаичные вещи.
На вопрос вождя Справедливость "взглянул" на него растерянно. Организм утверждал, что на сушеных грушах ему далеко не уйти, тем более, что предстоит сложный перевал, требующий уйму сил, но с другой стороны, хшемские шаманы вроде как не признавали... Он вздохнул и протянул руку:
- Я думаю, мне стоит съесть толику мяса. Чересчур уж долог предстоящий нам путь. Полагаю, даже Верховный шаман согласился бы с этой небольшой уступкой.. - чуткие пальцы с некоторым трудом нашарили что-то, что скорее всего являлось тем самым мясом, Справедливость откусил кусок, вслушиваясь в размеренную речь мужчины. Доселе привычки говорить так длинно и обстоятельно он за ним не заметил, значит, сны его действительно тревожили.
Сны... Подобное бы встревожило и его как бога, и любого шамана. Если что-то подобное приходит снова и снова...
- Тяжела твоя доля, вождь. Тебе необходимо думать о каждом в твоем племени, будь то сильный воин или слабый ребенок. И все они окажутся несчастны, если сон твой оправдается. Но боги милостивы, и сам Табири присматривает за тем, чтобы ничего подобного не произошло. Однако, боюсь, лишь высшие духи могут дать тебе ответ.. - он покачал головой.
Еще не хватало очередного масштабного столкновения рас. Камни с неба.. Это-то что могло значить? С неба действительно иногда прилетали отдельные "непрошенные гости", но их всегда было слишком мало, чтобы представлять серьезную опасность для жизни острова. Троблинги тоже вроде не собирались сталкиваться с другими расами.
И все же.. все же...
Табири настолько задумался о сне вождя, что забыл и о дожде, и о еде в своей руке, и даже о необходимости продолжить путешествие, изредка пожевывая и глядя в никуда.